«По поручению самого…»

Вышла в свет новая книга писателя Нусрата Рахмата. «Эълон килинмаган хукм» («Необъявленный приговор). Она посвящена жизни журналиста. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию главу из этой книги.

Вместе с печальными, порой трагическими событиями газетчик встречает на своем пути много анекдочных, порой сказочных историй, встречается или работает с людьми странными, удивительными. Но если такие события или образы не синтезируются в его нервных клетках, он не будет истинным творцом, а останется заурядным работником. В публицистике нужны не инертные слуги, а настоящие хозяева!

Пока великий русский ученый Климент Аркадьевич Тимирязев не открыл феномен фотосинтеза, мы оставались в неведении об огромной службе природе листьев растений. Этот обычный листок получает солнечные лучи, синтезирует их, превращая неорганические вещества в бесценные дары. Так что, пожалуй, не случайно то, что фрукты чем-то напоминают солнце.

Жизненные события, люди необходимы нам как солнечные лучи. Если мы не «перерабатываем» их, не превращаем в духовный плод, то значит не приносим на литературной ниве пользы.

А теперь, после такого предисловия, хочу рассказать о важных «винтах» газеты – фотокорреспондентах. Подробно тому как иные наши коллеги любят высокопарно выражаться «Механизатор – главная фигура на селе», так и фотокорреспондент – важная фигура в газете. Нам очень дороги имена фотокорреспондентов, которые работали или продолжают работать в разных газетах. Но и среди них есть летуны, проходимцы, деляги. В редакции работали двое фотокорреспондентов. С вашего позволения я назову условно одного Узакджановым, а другого Саламджановым. Я был знаком с ними раньше, когда еще не работал в газета. Но прошло уже несколько недель, как я стал трудиться в редакции, а они делали вид, что не узнают меня или просто не замечают. Каждый из них утром на миг появлялся в редакции, получал от руководства задание и с озабоченным видом уходил. У обоих у них были легковые. Собственный секретарь, зав.отделами часто брали у них в долг деньги. Узакджанов и Саламджанов каждое утро при встрече целовались, по безгранично ненавидели друг друга, были готовы в любую минуту поддеть другого.

Однажды в нашу комнату ворвался запыхавшийся Узакджанов.

– Это вы Нусратов? – обратился он ко мне.

– Нет, я Рахматов, – поправил я его.

– Ну, да ладно! Это не имеет значения. Мы должны выехать с вами в Иштихан. Нужен срочно фоторепортаж.

Я посмотрел вопросительно на заведующего.

– Езжайте, – добродушно ответил тот. – Утром мы говорили о вашей кандидатуре с руководством.

Старый журналист Бобокул ака Имамов протянул мне новый блокнот и сказал:

– Узакджанов хороший человек, но не вздумайте ругать его «Москвич».

Когда я спустился вниз, мой спутник уже дожидался меня в кабине. Я хотел сесть на заднее сидение, но он распахнул переднюю дверцу. Когда я расположился, он заявил мне довольно язвительным тоном:

– Коль водитель сидит один, надо садиться рядом с ним. Всидеть, развалившись на заднем сидении, приличествует лишь сановникам.

Вскоре я понял, что дорожные правила писаны не для этого человека. Он игнорировал дорожные знаки, сигналы светофора. Но несмотря на это, сотрудники ГАИ лишь приветственно помахивали ему рукой.

– Мотор «пашет» здорово, – заметил я, вспомнив наставления Бобокула аки, когда он увеличил скорость.

– Я не отдам эту машину за «Волгу», – распылялся с довольной улыбкой мой спутник. Что перед ним «Волга»!

Дело было в том, что его соперник недавно купил «Волгу» и проявлял склонность насмехаться над «Москвичом».

– Я ездил на фаэтоне, немецких и английских машинах, но «Москвич»…

Через некоторое время его гладкая и гордая философия сменилась другой пластинкой. Почему-то заговорил сожалеющим, печальным голосом:

– Если бы я продвигался, как и раньше, то стал бы, по крайней мере, министром. Но я не выучился, знания подводят, знания.

Я знал, что Узакджанов довольно неграмотен, к тому же пишет, как курица лапой. Нацарапанные им на обратной стороне фотоснимков комментарии служили неиссякаемым источников анекдотов. Он не понимал разницу между словами «ветеран» и «ветеринар», или «СЖК» и «МЖК». На обороте фотоснимка, который был сделан в специализированном свиноводческом совхозе, он написал: «В свиноводческом совхозе дела идут хорошо, свиньи набирают вес». А на снимке зафиксировано… собрание руководства совхоза! На другом снимке написано: «Прославленный артист… выступает среди колхозников с песней «И ты нищ, и я нищ». Человек, внимательно приглядевшись к снимку, мог заметить торчащие из-под тюбетейки банкноты, которыми одаривали колхозники певца, голос которого импонировал им. Снимки к тому же, в основном, были однообразными. Тракторист ли, поливальщик ли, чабан ли, все были в галстуках. Трактористы непременно держались одно рукой за штурвал, а другую прикладывали козырьком к глазам. У поливальщиков на левом плече обычно возлежал кетмень, в правую они держали козырьком в задумчиво глядели вдаль. В отношении чабанов он проявлял определенный творческий подход: скотоводы садились среди коров и читали книгу.

Был и такой случай те дни, когда я только начал работать в газете. В наш город прибыл чемпион СССР по шахматам и вечером давал сеанс одновременной игры. Мы решили осветить в газета это событие. Но утром, увидев фотоснимки, принесенные Узакджановым, мы все ахнули. На них красовались все лучшие шахматисты нашей области, но заезжей знаменитости среди них не было.

– Где чемпион? – раздраженно спросил ответственный секретарь.

– Каждые из тех парней и есть чемпион, – возвысил голос и Узакджанов. – Что вы придираетесь ко мне?

Чтобы прекратить споры и внести ясность в вопрос, снова заговорил ответственный секретарь:

– Скажите, когда вы готовились снимать, том был чемпион или нет?

– Да, там ходил от стола к столу какой-то парень, я ему сказал: «Выйди, не мешай». И он вышел, пока я снимал.

– Нам нужно фото именно того человека, что выходил, – разочарованно сказал заместитель секретаря и закончил споры.

Мы приближались к автостанции.

– Нусратов, хочу дать вам еще совет, – заговорил Узакджанов, – всюду и везде делайте людям добро. Не обижайте и мухи!

С этими словами он притормозил машину рядом с толпой людей, ожидающих попутные машины.

Таким образом завершилась наша недавняя идиллия… Чужие, незнакомые люди. Вскоре Узакджанов завернул на заправку и, несмотря на огромную очередь машин, подрулил к колонке. Сначала возмутились шофера, затем к порядку его призвал парень-армянин, заправлявший машину.

– Кто тут ответственный? – спросил Узакджанов спокойным, начальственным тоном.

– Я, – отозвался ответственный.

Узакджанов подозвал его кивком и что-то сказал вполголоса. У ответственного за бензин вытянулось лицо. Он прикрикнул на возмущавшихся водителей и быстренько заправил нашу машину.

Что же он сказал тому на ухо? Этот вопрос очень заинтересовал меня. Слова-то, вероятно, были волшебными.

Прибыв в Иштихан, наши попутчики оставили на сиденьях по 3-4 рубля за проезд. Я спросил у Узакджанова:

– Что же вы сказали на ухо тому армянину…

– Это секрет, – оборвал он.

– Ну, пожалуйста…

– Нельзя!

В приемной первого секретаря было много народу. Вообще мы могли не заходить к нему. Стоило бы заглянуть в управление сельского хозяйства или в какой-нибудь отдел и все проблемы наши были бы решены. Но Узакджанов настоял на своем.

– Кто у него? – спросил он у человека, грудью прикрывавшего дверь.

– Прокурор.

Узакджанов на миг заколебался, но потом решился и шепнул что-то на ухо «охранника». У того просветлело лицо, и он моментально распахнул дверь.

Первый секретарь встретил Узакджанова как старого знакомого, расспросил о семье, детях, самолично налил ему чаю. Прокурора попросил зайти попозже.

– Это наш ученик Нусратов. – вспомнил наконец Узакджанов и про меня.

Затем перешел к делу.

– Мы вдвоем хотим поднять авторитет Иштыхана. Нас посылали из редакции в другой район. Я не согласился. Сказал, что поеду только в Иштихан. Ибо знаю, что дела у вас на высоте.

Тут они вдвоем стали расхваливать первого секретаря обкома…

Итак, мы должны посетить три колхоза. Но, говоря начистоту, оказалось что там нас не ждали – не устраивали угощений, как предполагал Узакджанов. В первом колхозе никого из руководителей не было на месте. Узакджанов в сердцах обругал секретаря. Даже не фотографируя, мы поехали в другой колхоз. Нашли главбуха и обрадовались, хотя, как выяснилось позже, зря. Бухгалтер оказался стреляным воробьем. Узакджанов измерил его презрительным взглядом, и мы, несолоно хлебавши, двинулись в третий колхоз. Видно из райкома успели сообщить сюда, ибо раис сидел за накрытом столом и ждал нас. Он сообщил, что избран на пост недавно, извинился и заговорил обстоятельно о том, как в колхозе готовятся к сбору урожая.

– Вот и прекрасно, – бесцеремонно прервал его речь Узакджанов, – попьем чаю, перекусим и затем пойдем сами, убедимся воочию.

После трапезы раис повел нас в машинно-тракторный парк. Узакджанов смотрел барабаны, шпинделя хлопкоуборочных машин, зачем-то подергал, потряс агрегаты. Задал вопросы механизатору, которого похвалил раис, затем вынудил из своей сумки галстук и передал ему.

– Повяжите галстук, затем встаньте, опираясь правой рукой на штурвал, в левую поднесите козырьком к глазам.

Возвращаясь, Узакджанов горестно покачал головой. Глядя на колхозную «Доску почета», и начальственным тоном пожурил председателя.

– Во что вы превратили «Доску почета»?!

Действительно, доска была неокрашенной, к тому же на ней не было ни одной фотографии. Чувствовалось, что у раиса еще руки не дошли заняться этим вопросом. Он вопросительно обернулся на своего заместителя.

– Где фотографии?

– Промокли под дождем, вот мы и убрали. Хотели обновить, но ревизор…

– Оплатите из своего кармана! – приказал раис.

Воцарилась неловкое молчание, которое нарушил Узакджанов:

– Ладно, сказал он, – я пришлю вам своего ученика, он сделает вам отличные снимки.

– Пожалуйста, приезжайте вы сами, – умоляющим тоном попросил раис, – ученик – он и есть ученик.

Узакджанов промолчал. Не удивительно, если это молчание было знаком согласия.

Я должен отметить, что по своей натура Узакджанов довольно веселый человек. По дороге он забавлял меня анекдотами, рассказал интересные приключения из своей жизни.

        -Когда мы вернемся в редакцию, предупредил он меня, Саламджанов непременно поинтересуется, как нас встречали. Так что та, парень, не оплошай…

Я понял его цель, но поставил условие:

Пожалуйста, но только если поделитесь секретом тех таинственных слов…

Узакджанов не согласился.

А наутро в редакции Саламджанов отвел меня в сторону и стал интересоваться, какие почести были оказаны Узакджанову. Я не знал, что и наплести ему, не появись в эти минуты сам Узакджанов. Он-то запел соловьем:

– Больше я с этим Нусратовым никуда не поеду, он не пьет коньяк. (Но мне никто не предлагал коньяк). Ему дают подарки, а он отказывается. (Боже праведный! Какая ложь!). Председатель первого колхоза зарезал нам такого барана! Оттуда мы поехали в соседний колхоз. Там тоже сам раис повалил под наши ноги здоровенного барана и зарезал. Вот, обрызгал мне брюки. (Действительно, на его брюках было пятно). Если не веришь, спроси Нусратова. Затем…

Но тут подал реплику Саламджанов:

– В этот раис, наверно, так растерялся, что зарезал своего заместителя…

Он попал точно в цель. Узакджанов вспылил, дело дошло до крупной ссоры. Вражда между Узакджановым и Саламджановым то затухала, то снова набирала силу. Они стали переманивать на свою сторону отдельных сотрудников. В редакции появились враждующие группки. В высокие инстанции посыпались анонимки. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта междоусобица, если бы не заменили редактора. Новый шеф решил, что в редакции достаточно и одного фотокорреспондента – мы распрощались с Узакджановым. После проводов мен пришлось отвозить захмелевшего Узакджанова домой. Привезя его к дому, я попросил:

– Ну, скажите мне те слова!

Он несколько протрезвел, подумал немного:

– Да Бог с тобой, Нусратов, скажу я тебе, но никому ни-ни… Даже когда запьянеешь.

Он снова замолчал. Боясь, что он передумает, я снова повторил просьбу. И, наконец, услышал:

– Здесь нет никаких колдовских слов. Ты спокойно глядишь в глаза любому и говоришь:

– Служебный! По личному поручению самого…

– А кто это «сам»? – поспешно спросил я.

– Это не имеет значения!

Прошло некоторое время. Однажды я на мог достать билет на Самаркандском вокзале. И… был вынужден сказать начальнику смены те самые слова. Мне тут же оформили билет!

Как-то раз мне отказали в ночлеге в одной из ташкентских гостиниц. Я нашел директора и, глядя ему в глаза, сказал:

– Служебный! Я выполняю личное поручение самого…

– А кто это «сам»? – спросил заинтересованно директор, как я когда-то.

– Узакджанов! – растерявшись на секунду, ответил я важно.

Он не стол выпытывать кто такой Узакджанов, но место дал.

Я же дал себе зарок больше не произносить этих слов. Если начнут дознаваться, кто такой Узакджанов, позору не оберешься. Вы-то поняли, кто такой Узакджанов!

Перевод Улугбека РАХМАТОВА.

Нусрат РАХМАТ.

«Самаркандский вестник»,