Из книги "Я из редакции"

Отпечатанное через два интервала письмо состояло из трех .листов. Написано оно вроде было женщиной, проживающей в махалле Джогихана (квартал цыган) Самарканда. Вернее, написал его от имени той женщины другой человек - письмо было волнующее. Этот человек, не ленясь, прочитал книгу судьбы женщины-цыганки и изложил ее на бумагу со всеми плюсами и минусами.
«Дорогая редакция! Двадцать пять лет назад вышло постановление правительства о привлечении нас к общественно-полезному труду. Цыган начали добровольно-принудительно устраивать на заводы и фабрики, в колхозы и совхозы. Во многих местах были организованы бригады, цеха из цыган, наши старейшины, конечно, выступали против этого нововведения. «Бог создал цыган попрошайками, гадальщицами, кто отступится от этого, того ждут неисчислимые беды и напасти», - утверждали они. Мы с мужем поначалу колебались, но потом все же решили идти на работу. Нас устроили на кирпичный завод. Я стала ученицей у одной татарки. Работа, которую мы выполняли была не трудной, снимали с транспортера сырец и укладывали его в специальные тележки. На транспортере стояло внушительное устройство, оно аккуратно разрезало густо замешанную глину. Мужа моего устроили учеником мастера, работавшем на том устройстве.
Как-то отключили электричество и мы долго прохлаждались. Наконец, моторы снова загудели и мы побежали к рабочим местам. Случайно заметив на своей ладони кровь, я перепугалась. Сначала я предложила, что ободрала обо что-то руку, но, приглядевшись, поняла, что кровь сочится из глины. Когда я стала делить глину на порции, вдруг наткнулась на чей-то оторванный палец. Предчувствуя недоброе, сердце у меня сжалось. Женщина-татарка увидев мою находку, истошно завопила. Агрегаты немедленно были остановлены.
Уже через несколько минут я сообразила какое тяжелое горе постигло меня. Когда отключили электричество, муж полез вовнутрь глиносмесителя и что-то там стал чистить. Внезапно заработали моторы и превратили его тело в кирпичи.
Тогда у нас было два сына. Старшему - Марданкулу четыре, Майдонкулу - два годика. Я страшно плакала, проклиная свою судьбу. От нервного расстройства у меня были судороги, пальцы на руках скрючивались. Поместили;меня в больницу. Детей устроили тут же.
Наш врач Абдурасулов был требовательным и раздражительным человеком. В клинике его побаивались. Его жена тоже работала в клинике. Так получилось, что мы стали приятельницами. Жена Абдурасулова каждый день приходила проведать меня, приносила подарки, еду. Причину этого доброжелательного отношения я поняла потом. Однажды она поведала мне о своей судьбе: у нее не было ни в чем недостатка, но судьба обделила ее детьми, говорила она об этом с сожалением и болью. Я еще не догадывалась о подоплеке этих сетований. Оказывается, она надеялась усыновить одного из моих сыновей. Она пришла и умоляла меня, но я не согласилась.
- Я не смогу жить, не видя их, - объяснила я ей, хотя мне и было жалко ее.
- Почему вы не будете видеть их? - удивилась женщина. - вы в любое время будете приходить к нам. Наши двери всегда открыты. если хотите живите у нас!
Я промолчала. Через некоторое время вошел Абдурасулов, был он весьма вежлив, называл меня «сестрой», повторил просьбу жены. Затем меня взяли в «осаду» уборщицы, медсестры. Они повторяли одно и то же: мол, ребенка я могу видеть в любое время, даже иногда могу забирать к себе.
Я отдала Майдонкула в их руки и, горько плача, вернулась в свою лачугу. Не прошло и недели, как Марданкул заскучал по брату. Да и сама я скучала о нем...
Майдонкул был очень нарядным. Хоть он метнулся в мои объятия, но явно чувствовалось, что он хорошо относится к новым родителям. У него необычные для него одежды, игрушки, оладости. Это еще цветочки: усыновив Майдонкула Абдурасуловы изменили и его имя, назвав его Умидом - надеждой. Все это можно было выдержать, но неприязненное поведение его новой матери вселило в мое сердце сомнения и страх.
Прихватив с собой Марданкул а, я отправилась в кишлаки попрошайничать, но летом случилочь еще одно несчастье. Марданкул выкупался в каком-то пруду и заболел. Поднялась температура, он стал бредить. Боясь за его жизнь, я все прикладывала мокрую тряпку к его горячему лбу. Мне посоветовали немедленно показать его врачам. Но я не согласилась: потеряла к ним доверие.
Марданкул умер у меня на руках. Ох, какая тяжкая доля выпала на мою долю! Мир превратился для меня в мрачную, беспросветную ночь. Но какие бы беды и горести не выпадали человеку, он все же живет какими-то надеждами и чаяниями. Сначала у меня в душе появилась сладкая мечта, которая затем превратилась в цель моей жизни. Я не одинока, есть Майдонкул! Если даже они не вернут мне мое дитя, то хоть не будут препятствовать прижать его к груди.
Но вернулась я несолоно хлебавши, так и не увидев дорогое для меня существо. Выяснилось, что Абдурасуловы куда-то переехали. Соседи не могли сказать ничего определенного. Я поняла, что Абдурасуловы пытаются скрыться от меня. Но через месяц я узнала, что это семья переехала в Ташкент. Пришлось приехать в Ташкент, где я довольно долго мыкалась, испытала не мало неприятностей. Но что это все перед желанием прижать к груди свою кровинушку!.
Дом доктора был на окраине города. Ах, не каждому, небось, испытать то волнение, которое испытывает мать в такие вот минуты. Я как тень кружила вокруг дома, но постучать не решалась.
Майдонкула я встретила в первый раз после долгой разлуки в детском саду, в том же районе. Он увлеченно играл на песке.
- Майдонкул, сыночек! - вскрикнула я, протягивая к нему руки. Взгляд его равнодушно скользнул по мне.
О Умиджан, - взмолилась я, вспомнив новое имя сына. Майдонкул встрепенулся, словно что-то вспоминая, встал и сделал два-три шага в мою сторону и нерешительно остановился. Не выдержав, я метнулась к нему. Прижав к груди мое солнышко, я покрывала поцелуями его лицо, глаза, руки. Заметив, что нас обступили дети, воспитательницы, я высвободила его из своих объятий. Я приходила и в последующие дни...
Конечно, мое поведение не могло не заинтересовать воспитательниц. Они сообщили об этом жене доктора Абдурасулова. Она увела мальчонку. Таким образом, я снова потеряла своего сына. которого с таким трудом разыскала. Через недельку, другую я стала искать его в близлежащих детских садах. Не обнаружив его, я стала как призрак кружить вокруг дома Абдурасулова.
Но напуганная мною семья исчезла и из этого города. После этого я ровно семь лет искала их следы. Не осталось уголка, куда бы я не' заглянула. Но они растворились, исчезли, словно камень, брошенный в реку.
Лишь случай помог обнаружить мне ребенка. От горя и переживаний у меня стало скручивать пальцы на руках. Грудь словно стискивало обручем. Когда я рассказала о своих болезнях одной цыганке, то она сказала, что такие болезни запросто лечит врач Абдурасулов из ее района.
- А есть ли сын у того Абдурасулова? - спросила я. Но моя товарка ничего об этом не ведала. Я снова пустилась в путь. Страх, волнение в такие минуты делают человека неуправляемым. На автостанции я не решилась даже сойти с автобуса. Все кончилось тем, что водитель выгнал меня и я пошла, куда глаза глядят. Первому же человеку, который появился передо мной, я предложила погадать. Он засмеялся.
- Насчет гадалок ничего не скажу, но доярки нам кужны позарез, - сказал он.
Мой встречный оказался председателем колхоза. Он и повез меня на ферму.
Пожив и пообвыкнув на новом месте, я стала тайком искать тот таинственный порог. И нашла. Сперва я увидела самого Абдурасулова. «Скорая помощь» куда-то 'поспешно увозила его. Я хотела уже возвращаться назад, но в это время скрипнула дверь и б проеме появился мальчик с портфелем. Это был мой сыночек, кусочек мое* сердца! Сладкая истома овладела мною, я чуть не задохнулась от счо тья А он был равнодушным. «Сыночек, постой!» - крикнула я ему вслед. Майдонкул не узнал меня. Но не смотря на это, я прижала его к груди и стала, как сумасшедшая, осыпать его поцелуями. Затем я подхватила его портфель и мы вместе направились в школу Невозможно описать то блаженное состояние, которое я ощущала в те мгновения. Я почти молилась, чтобы дорога до школы расстянулась до бесконечности. Ты не узнал меня? Я твоя бедная мать!» - сказала я, надеясь разбудить в нем сыновьи чувства. Но он смотрел на меня с недоумением. А я боялась повторить эти слова. Я бы не пережила, если между нами возникла стена отчужденности. И завтра, и послезавтра я проважала его в школу. Но эти опьяняющие радостью дни длились не долго. «Больше не приходите, мать хочет вызвать милицию», - сказал он мне однажды. Ты проговорился ей обо мне?» - спросила я с чувством сожаления и горечи. «Мать стала расспрашивать, откуда у меня куруг и орехи, -сказал он виновато и я рассказал ей о вас». Нехорошее предчувствие охватило меня. Слова застряли в горле.
Во время вечерней дойки на ферме появились два милиционера. Они направились прямо ко мне и попросили показать документы. Меня забрали в участок. Скоро там появилась и жена доктора Абдурасулова. Бледная от ненависти, она обрушила на меня поток ругани, обвиняя меня во всех смертных грехах. Заявив, что я подлая похитительница детей, она стала приводить «доказательства». «Она и раньше пыталась похитить у меня ребенка. Надо тщательно проверить ее документы!» - под конец заявила она и, протягивая следователю бумагу, добавила: «Я все здесь изложила, как вы просили! Привела и сына, можно распросить и его!»
Не то, что меня могут посадить в тюрьму, а мысль, что меня разлучат с сыном, испугала меня. Следователь, сделав у себя какие-то пометки, попросил ввести мальчика. Как красиво одет он был сегодня!
- Итак, Умидбай, что тебе говорила эта женщина? Расскажи нам по порядку, - обратился к нему следователь. Он молчал. Сколько не заставляла его новая мать, он не стал клеветать на меня. Может, причиной тому было моя кровь, текущая в его жилах. Все мо жег быть... Следователь удивился. Затем отпустил их. А меня заключил в КПЗ. Не знаю, чем бы кончилась эта темная история, не появись наш добросердечный раис. Он поднял скандал, ругался, грозился, что «поговорит в райкоме с тем, кто без всяких на то оснований заключил под стражу передовую доярку колхоза». Словом, следователь заколебался. Затем... строго предупредил меня и отпустил на все четыре стороны.
После этого семейка ударилась в бега. Я потеряла надежду снова увидеть сына. С годами я стала испытывать мучительную, опустошающую меня тоску по нему. Где только я не искала его. Подумать только, они жили в ставшем родным мне Самарканде, а я искала их бог знает где...
. Сын мой стал уже взрослым. Я позволяла себе наблюдать за ним только издали. Даже свадьбу его я видела одним глазком, сквозь щель в заборе. Затем он стал появляться на улице вместе с женой, моей невестушкой. Она была так похожа на наших девушек-цыганок, над губой у нее была красивая родинка.
Однажды невестушка моя появилась на улице одна и направилась к остановке. Я незаметно последовала за ней. На остановке никого не было. Я подавила волнение, подошла к ней и заговорила: «Голубушка, я вижу некую тайну в твоих глазах! Хочешь я погадаю тебе на счастье, расскажу тебе о твоем будущем. Мне не нужно золотить ручки. Раскрой ладонь и я расскажу тебе о твоем будущем... Она замялась. Я стала умолять ее и она сдалась: опасливо оглянувшись по сторонам, протянула мне белую изящную руку. Я осторожно, боясь вдохнуть, взяла в свои руки ее хрупкие пальцы. Сладкая дрожь пробежала по моему телу. Я совершенно отчетливо почувствовала в ту минуту пылкость моего сына. Может быть, он вся ночь лелеял эти трогательно-нежные пальцы, прижимал их к губам. Боясь, что моя невестушка вырвет руку, я говорила и говорила без умолку. Я говорила, что она недавно стала келин и попала в прекрасную семью, и что члены этой семьи удивительно добрые и радушные люди, но лучше всех, конечно, джигит с кудрявой головой. А когда я «нагадала», что через год у нее будет кудрявый младенец, очень похожий «а цыганенка, она звонко расхохаталась...
Подошел автобус и «беседа» наша оборвалась... Но наши «случайные» встречи продолжались. Между делом, я узнавала все, что касалось моего сына - о его здоровье, делах, настроении.
Однажды мы встретились, действительно, случайно. Они были вместе - сын и его жена. Я не успела спрятаться. Заметив меня, она обрадовалась и легонько толкнула в бок своего мужа. Мой Майдонкул повернулся в мою сторону и вздрогнул. Вероятно, он боялся, что мое появление в этих местах не сулит ничего хорошего его семье, Снова начнутся неприятности. Несколько минут он стоял расстеряный, не знал как быть. Затем вдруг вспылил. «Наверно, позовет милицию», - подумала я. Но он не сделал этого. Подойдя ко мне, он заговорил тихо и решительно:
- Оставьте меня в покое! Оставьте! В последний раз прошу! Или я наложу на себя руки...
Он был похож е эту минуту на своего отца, в минуту ярости тот тоже сжимал до хруста кулаки. Сын резко повернулся и ушел.
Прошло несколько лет. Я не могла теперь следовать за ними. Боялась. К тому же здоровье у меня стало неважным. Слышала, что у сына родился первенец. Говорили, что у малыша курчавые волосы. Но, к сожалению, я была лишена радости прижать к груди внука.
Дорогая редакция! Вы пишите о правде, чести, долге. Неужели эти понятия существуют в жизни?. Я перестала верить в них! Возьмите, к примеру, доктора Абдурасулова и его жену. Они - люди грамотные, начитанные, умеющие различить добро и зло. Всеми правдами и неправдами они завладели моим ребенком. Я ничего не требовала и не требую от Абдурасуловых. А они сделали все, чтобы лишить меня материнской радости, материнского счастья.
Дорогая редакция! Вы пишите, что у нас в стране все равноправны. Распространяется ли это равноправие и на нас, цыган? Из-за того, что я цыганка, я не смогла присутствовать на свадьбе моего сына! Помню, словно все было вчера: ярко освещенный двор, гремит музыка, гости сидят уже навеселе, блаженно улыбаются. А я за забором, я - вся в слезах. «Этот дом с золотым порогом станет твоим, любимая!» Да, если этот дом, с «золотым порогом», не был дорог мне, стремилась ли я сюда, шла бы по городам и весям, не взирая на жару и стужу?!
- раздумывая, я радовалась и этому своему счастью. Ибо у нас 8 махалле есть матери, у которых сыновья пропали без вести. Я могу видеть своего сына, слышать его голос. Но будь люди чуть человечнее, мое счастье было бы полнее...
Зав отделом писем была женщиной энергичной. Она настаивала, чтобы письмо немедленно опубликовали. За два-три дня она лично сама проверила факты. Другие опасались, что это письмо может вызвать большой резонанс, но наш редактор был другого мнения: он предлагал ознакомить с письмом семью Абдурасуловых, прежде чем опубликовать его. Одним словом, как стало мне известно потом, Абдурасуловых вызвали в редакцию и предложили прочитать письмо. Больше всех был взволнован и потрясен Умид. Жена доктора Абдурасулова что-то запричитала, но муж резко одернул ее и высказал тут же свое решение.
- Сейчас Умид лично поедет за матерью и привезет ее сюда.
Мы принесем извинения и заберем жить ее к себе. Места и любви у нас предостаточно.
До сих пор, встречая где-нибудь на улице цыганок, я вспоминаю о судьбе матери Майдонкула. Если цыганка предложит погадать, я осторожно озираюсь по сторонам, невольно протягивая ей открытую руку, и внимаю ее словам.
Зачастую они пророчат мне счастливое будущее, предупреждают, что есть у меня и недоброжелатели. Мне так хочется верить им! В эти минуты я с гордостью вспоминаю и о другом - о силе печатного слова. Глубоко уверен, что не суд, ни убеждения не послияли бы на семью Абдурасуловых так, как приговор, вынесенный нашей редакцией, так и не опубликованный в печати, но, который улацил этот сложный и запутанный вопрос.