воскресенье, 10 июля 2011 г.

ЖИЗНЬ - УНИВЕРМАГ

Старость – не радость.
Народная пословица.

Написав заявление на имя ректора о выходе на пенсию, Улуг Вахидович почувствовал огромное облегчение. Теперь уже не надо будет торопиться по утрам на лекцию, чувствовать за спиной тяжелый взгляд мечтавшего поскорее перебраться в его кабинет Салима Ниязова, который спал и видел себя заведующим кафедрой. Хотя тот всегда встречал его довольно приветливо, долго и озабоченно интересовался состоянием здоровья, Улуг Вахидович читал в его хитро прищуренных глазах: « Да хватит же, старик! Пора уже и честь знать…».
Профессор рассеяно оглядел свой кабинет. На самом деле он страстно любил свою кафедру, ставшую за сорок лет работы, его настоящим пристанищем. Для него были дороги эти многочисленные чучела фазанов, диких кабанов, волков, филинов, горных баранов, бобров и беркутов, которые он бережно и настойчиво собирал за все годы своей работы. Горячо, почти по-отечески любил он своих студентов и аспирантов, жаждавших, как и он, много лет тому назад, знаний. В общем, это был привычный для него мир, без которого он не мыслил себя в этой жизни.
Как участник и инвалид минувшей войны, Улуг Вахидович мог выйти на заслуженный отдых еще лет десять тому назад. Он даже пробовал написать заявление, но работавший в то время ректором Салим Агзамович, как и он прошедший войну, специально пригласил его в свой кабинет и по-дружески пожурил:
- Таких специалистов как вы – раз, два и обчелся! Пока есть силы, нужно продолжать работу, а на покой мы всегда успеем…
Так Улуг Вахидович остался работать, хотя некоторым это тогда не понравилось. Особенно невзлюбил его Салим Ниязов, откровенно претендовавший на место заведующего кафедрой. Вообще-то профессор, где-то в глубине души, не хотел расставаться с работой, но здоровье было уже не то: израненные осколками немецкой мины ноги перестали слушаться его, хронический радикулит, подхваченный еще в годы учебы в аспирантуре во время многочисленных экспедиций в горы, мучил его с новой силой, ко всему этому прибавились новые болячки – предательски стал пропадать голос во время лекций и по-старчески слезиться глаза…
Дома он страдал еще и от бессонницы. До самого раннего рассвета, с нетерпением ожидал первых криков петухов. Если ему иногда и удавалось забыться в коротком тяжелом сне, то просыпался весь мокрый от увиденных во сне кошмаров. После них он долго приходил в себя, пытаясь таблетками успокоить бешено бьющееся сердце. Лекарства, которые приносила ему внучка Умида, помогали все реже, оттого она печалилась сама.
Умида - дочь старшего сына профессора. Четыре года назад,
когда скончалась жена Улуга Вахидовича, он передал ее на воспитание отцу. Сейчас девушка учиться на вечернем отделении, а днем ведет хозяйство деда – готовит, стирает, гладит…
Мало кто знает, что отец Умиды - на самом деле приемный сын Улуга Вахидовича. Зимой сорок шестого года, уже после возвращения с войны, он нашел его в одной из пещер Ургутских гор. Кандидатская диссертация Улуга Вахидовича была посвящена изучению органов слуха летучих мышей. Тогда ему удалось доказать, что это странное существо выделяет ультразвук и находит свою дорогу и добычу по отраженному эху этих ультразвуков. Поэтому, если даже завязать глаза летучей мыши, она сможет без труда будет летать и продолжать жить. А как же подается этот ультразвук и как принимается? Вот здесь то и имелось множество проблем. Улуг Вахидович взялся за эту интересную тему еще до войны, но завершить ее удалось уже только после победы.
Однажды, приехавший в горы для продолжения фенологических наблюдений зимней спячки летучих мышей, Улуг Вахидович стал очевидцем тяжелого случая, потрясшего его до глубины души. За несколько шагов до знакомой пещеры, где он обычно проводил свои исследования, неведомо откуда появился грязный, оборванный мальчишка и протягивая к нему свои худые руки, с мольбой попросил хлеба. Улуг Вахидович, содрогнувшись от изможденного вида мальчика, его покрасневших от холода босых ног, по фронтовой привычке послал проклятия Гитлеру и его фашистским собакам. Потом, не сводя своего взгляда с мальчишки, снял полевую сумку и вытащил припасенную половинку лепешки. Он обратил внимание на то, что хотя голодный взгляд мальчика был обращен к хлебу, он не подбежал к нему, а стоял, дрожа, словно дикая газель и испуганно вращал расширенными глазами… Только тогда, когда Улуг Вахидович положил лепешку на обледеневший снег и отошел в сторону, он взял ее и двумя руками сунул в рот. Торопливо прожевывая хлеб, мальчишка забежал в пещеру…
Вход в пещеру оказался прикрыт какими-то рваными тряпками. Улуг Вахидович остановился у входа и позвал мальчика. Ответа не последовало. Тогда он осторожно приподнял полог и увидел в полутьме какие-то жалкие лохмотья, расстеленные на полу наподобие постели. Ласково разговаривая с мальчиком, Улуг Вахидович осторожно пробрался в пещеру. Когда его глаза привыкли к темноте, он понял, что на полу кто-то лежит,укутанный тряпками. Он нагнулся и вздрогнул от неожиданности: это было мертвое тело молодой женщины… Оно давно уже окоченело, и мальчик прижимался к холодному телу матери…
Улуг Вахидович весь покрылся холодной испариной. Ему, бывалому фронтовику, не раз приходилось встречаться со смертью, и в полевом госпитале, и в освобожденном от фрицев концлагере, но тогда была война и все это воспринималось тогда как неизбежность. Но стать свидетелем нелепой смерти уже в мирное время было почти дико. Он вышел из пещеры потрясенный увиденным, перед его глазами все еще стоял мальчик прижавшийся к окоченевшему телу матери…
Улуг Вахидович спустился в кишлак, сообщил людям об увиденном. Выяснилось, что это цыганская семья, а молодая женщина скончалась то ли от холода или голода… Захватив с собой носилки, люди направились в горы. Когда сельчане выносили тело женщины из пещеры, мальчик цепко держался за него и горько рыдал. Улуг Вахидович почти с силой оторвал мальчика от матери и до самого кладбища нес его на руках… Так Улуг Вахидович вернулся домой с маленьким цыганенком, которому дал имя Умид. Узнав о горькой судьбе мальчика, жена Улуга Вахидовича Шахрихон беспрестанно плакала, а затем всю ночь шила ему одежду. На следующий день Улуг Вахидович оформил мальчика на свою фамилию. Вместе с Умидом в семью пришло счастье: буквально через неделю Шахрихон родила ему первенца, которого в честь людей науки назвали Нобелем.
Наука была для него самым священным, самым дорогим делом. Поэтому и дочь, которая родилась спустя год, он назвал в честь первооткрывателя радия, дважды лауреата Нобелевской премии Марии Складовской-Кюри. Улуг Вахидович очень хотел, чтобы его дети стали настоящими учеными и добились на этом поприще больших успехов. Он уже мысленно распределил сферы деятельности своих детей: Умида он видел ученым-этнографом, занимающимся проблемами жителей древнего Самарканда, Нобеля – микробиологом в области вирусологии, а Марию – ученым в области физических явлений.
Миновали годы, но жизнь пошла не совсем так, как хотелось бы Улугу Вахидовичу. Умид, после окончания университета, поступил на работу в институт археологии. Но его слишком отчаянный и даже свирепый характер мешал на каждом его шагу. Видимо, неугомонная цыганская кровь, текущая в его венах, давала о себе знать: он часто ссорился со своими сослуживцами, перечил своему научному руководителю, а однажды и вовсе нагрубил директору института. В причину этого, защита диссертации откладывалась из года в год.
Нобель с большим трудом закончил биологический факультет и отказался работать по направлению комиссии в сельской школе. Он целыми днями беспричинно бродил по городу, якобы в поисках работы, но устроился только после неоднократных выговоров отца. Уже прошло несколько лет, но он и думать не хочет о научной работе.
Судьба Марии вышла еще хуже, хотя, учась в средней школе, она показывала большие способности по физике и математике. Улуга Вахидовича раздражало, что дочь забывает все на свете, когда речь заходит о кино и театре. Ее комната всегда была заставлена фотографиями звезд экрана и сцены. Закончив десять классов, она, вопреки воле отца, поступила в подготовительную театральную студию, а буквально через несколько месяцев по уши влюбилась в какого-то провинциального артиста. Улуг Вахидович с негодованием воспринял эту весть, вместе с которой рушились все его надежды на детей. Только после многочисленных просьб своей жены, он согласился познакомиться с избранником своей дочери. Кандидат в женихи оказался каким-то потрепанным типом, да к тому же был намного старше его дочери…

Сразу же после свадьбы молодые переехали вместе со своей театральной студией в другой город. Улуг Вахидович почти ежемесячно получал письма от дочери. Они были полны театральных впечатлений, волнений от первых выступлений, восхищения игрой мужа и… грамматических ошибок. Обычно в конце письма ошибки убавлялись, фразы строились по-иному и тонким ненавязчивым намеком говорилось об острой нехватке денег. Улуг Вахидович сразу же чувствовал вмешательство мужа Марии и начинал сердиться, а Шахрихон начинала просить мужа побыстрее отправить молодым деньги…
Спустя некоторое время поток писем уменьшился. Мария обьясняла это рождением дочери. Со временем сменился и тон редких писем – Мария начала жаловаться на неурядицы в семейной жизни, на неумение мужа прокормить семью и неудачи на работе. Все это было признаком надвигающегося семейного краха. А еще через год Мария и вовсе вернулась в отчий дом с двумя дочерьми. Она сильно похудела, выглядела гораздо старше своих лет и часто плакала, уповая на свою горькую судьбу. Улуг Вахидович закрывался в своем кабинете и во всем винил себя: он ведь чувствовал пороки своего зятя, зная это он не предпринял никаких шагов и стал всего лишь наблюдателем судьбы собственной дочери…
Да и невестки его тоже были не по душе. Сразу же после свадьбы они, как говорится, взяли в оборот своих мужей. Умид начал заговаривать о больших деньгах, о богатстве, увлекся бутылкой. Во всем этом профессор видел влияние невестки.
-Ты ведь знаешь, что я не люблю выпивох! – сделал он замечание сыну.
-Если так, то почему не отдали меня в сиротский дом?! – пьяно выкрикнул Умид.
Улуг Вахидович вздрогнул, словно от внезапного удара. Многие не знали,что Умид был его приемным сыном. За эти годы он превратился в кровного члена семьи. Очевидно, эту тему где-то раскопали любители мелочных разговоров и поспешили поделиться с невесткой, а та постоянно напоминала об этом Умиду.
-Как ты посмел, Умид? – не смог удержать свой гнев Улуг Вахидович, но с трудом сдерживая его, продолжил:
-Не надо слушать болтливых женщин. Неужели, неужели я не достоин быть твоим отцом?!
Улуг Вахидович горько заплакал, но Умида уже и след простыл. А вечером вконец расстроенного профессора доконал звонок из милиции. Подвыпивший Умид продолжил свое веселье в каком-то ресторане и потребовал от музыкантов исполнить цыганскую песню. Когда те отказались, обьяснив, что не знают мелодию, Умид пырнул одного из них шашлычным шампуром…
Узнав от них, где находится пострадавший, Улуг Вахидович поспешил сначала в больницу. Когда дежурный врач сообщил, что рана не так уж опасна, профессор почувствовал облегчение и попросил пропустить его к пострадавшему.
-Как вы себя чувствуете? – спросил он участливо. Но тот, повернув к нему бледное лицо с горящими от ненависти глазами, ослабевшим голосом, но твердо выкрикнул:
- Вон отсюда, проклятый!
Улуг Вахидович молча вышел из палаты и обратившись к врачу, сказал, что если понадобится донорская кровь, то он готов сдать свою. Но врач, иронично оглядев его, отрицательно покачал головой…
На суде Умид просил только одного:
-Я готов ответить за содеянное по всей строгости закона, но у меня одна единственная просьба – чтобы это не касалось моего престарелого отца, он тут не причем…
Неужели происшедшее открыло Умиду глаза?! Улуг Вахидович не верил своим ушам. Не трудно было угадать, что его сыну не столь страшен приговор суда – его больше беспокоила судьба человека, заменившего ему родного отца. Умид хорошо знал, что у Улуга Вахидовича, работавшего тогда проректором университета по научной работе, было немало завистников. Его книга «Животные нуждаются в помощи» была переведена на многие языки мира, он был избран в составы правлений Всемирной ассоциации охраны птиц и общества охраны природы республики, часто бывал в зарубежных командировках, где читал лекции на английском языке. Теперь злопыхатели смогут использовать историю с его сыном как козырную карту, чтобы очернить профессора.
Но прокурор грозно оборвал подсудимого:
-Перед законом за преступления своих детей должны отвечать и родители!
-Нет, нет! Он не должен отвечать за мой проступок, ведь он… он не мой родной отец…
-Что?! – возмутился прокурор. – Вы отказываетесь от своего родного отца?
В зале воцарилась гнетущая тишина. Ее нарушил Улуг Вахидович:
-Я его законный отец. Если мой сын совершил преступление, то я и себя считаю виновным, значит, не сумел воспитать как следует… И я готов понести за это заслуженное наказание…
Тут не выдержал и Умид.
-Отец! Родной мой, прости меня, если сможешь, я не смог стать достойным сыном… Зачем вы тогда забрали меня из пещеры? Лучше бы я умер там!
Осуждение сына стало большим ударом и для Шахрихон. Она слегла в постель и целыми днями горько-горько плакала. Вскоре пошли и оргвыводы. Улуга Вахидовича освободили от должности проректора, дали взыскание по партийной линии. Спустя месяц в одной из центральных газет вышла разгромная статья с критикой Улуга Вахидовича. Автор статьи ядовито высмеивал труд всей жизни профессора, обвиняя его в псевдонаучности. Было больно читать, что изучение слуховых органов летучих мышей не имеет народнохозяйственного значения, и, таким образом, все эти годы он обманывал государство.
Фельетон был вторым ударом после ареста Умида. Профессора хорошо знали и уважали в городе, теперь ему было неловко выходить на улицу. Улуга Вахидовича постоянно мучили боли в ногах, противно стали дрожать руки, слезились глаза. Наконец, он решил поделиться своими переживаниями со своим давним другом, ленинградским ученым, всегда интересовавшимся его работами, посвященным вопросам изучения органов слуха животных. Буквально через несколько дней за день до обсуждения злополучного фельетона на заседании парткома, на имя ректора пришло заказное письмо. В нем говорилось, что на основе научных работ Улуга Вахидовича, в Ленинграде создается мощный локатор «В-1» для продолжения космических исследований. Письмо было подписано крупнейшими учеными страны. Обсуждение статьи отменили. Редакция принесла свои извинения. Но горечь осталась…
В том же году на Улуга Вахидовича обрушился еще один удар – ушла из жизни его опора и поддержка Шахрихон. Она так и не оправилась после ареста Умида. Целыми днями она лежала молча, думая о чем-то своем и лишь горестно вздыхая временами.
-Ну скажи хоть что-нибудь, - просил ее Улуг Вахидович.
-По Умиду соскучилась, хочу его видеть, - отвечала она сквозь слезы. На этом разговор заканчивался, оба они знали, что она говорит о невозможном. Так, с надеждой хоть один раз увидеть сына, Шахрихон умерла. Уже после смерти ее лицо приобрело спокойное выражение, она словно была рада, что освободилась от бесконечных забот жизни.
К большому огорчению Улуга Вахидовича, все эти трудности и горе, не подействовали на Нобеля и Марию. Его родной сын редко заходил к отцу, но каждый раз не забывал пожаловаться на дороговизну и нехватку денег. Улуг Вахидович терпеть не мог его болтовню, поэтому он сразу же протягивал ему деньги и сын быстро исчезал, забыв даже поблагодарить отца. Почти такими же были и визиты дочери.
Совсем недавно Улугу Вахидовичу приснилась Шахрихон. Она приветливо встретила его, как это делала все годы их совместной жизни. Но когда он сообщил ей об освобождении Умида из тюрьмы, Шахрихон почему-то не придала этому значения.
-Хватить вам жить одному, - сказала ему жена. – Приходите ко мне, мне скучно здесь одной… Здесь все спокойно: никто не портит вам нервы, никто не сеет смуту, здесь нет несправедливых законов, нет денег и даже смерти здесь нет…
После этого, Улуг Вахидович стал часто задумываться о смерти. Конечно, от смерти не убежишь, да и жизнь похожа на универмаг: никогда не найдешь то, что ищешь.

Комментариев нет:

Отправить комментарий