ОЛЕСЯ ИЗ КАЛАНГАРОНА

Всегда удивляюсь, когда вспоминаю тот забавный случай, который произошел лет двадцать назад и крепко застрял на моей памяти. В тот день я в первый раз в жизни был в Самарканде, чтобы сдать документы в институт. Я уже выходил из ворот соборной мечети Биби-ханум напротив шумного Сиабского базара, как ко мне подошла какая-то женщина средних лет и обратилась как к старому знакомому. Одета она была в мусульманскую одежду, а на темном лице виднелись искусственные мушки. Хотя я засомневался, все же ради уважения к старшим, остановился.
-Сынок! – обратилась она ко мне. – Аллах спрятал в твоих глазах свет и одарил тебя долгими-долгими годами счастливой жизни… Пусть все твои беды станут моими, не откажи мне: дай милостыню и я расскажу тебе что ждет тебя впереди…
Только после этого я догадался, что эта женщина - цыганка-гадалка. Я уже хотел было продолжить свой путь, но цыганка удержала меня за рукав и быстро заговорила:
- Сынок, перед тобой стоит большая гора и ты думаешь только о ней…
- Правильно, - согласился я. – Я приехал поступать в институт. Ну-ка скажите, смогу ли я поступить или же нет?

- Дай мне немного деньжат, чтобы я смогла тебе погадать и я скажу тебе все: кто тебе друг и кто тебе враг. Если совру, пусть твои деньги пойдут мне не на пользу, а во вред…
Перед поездкой в Самарканд дядя дал мне десять рублей и раз десять наказал, чтобы я расходовал их бережно. Несмотря на это я вытащил из кармана потрепанный рубль и сунул гадалке. Она обрадовано взяла деньги и вскоре они исчезли в глубине ее многочисленных одежд. Затем цыганка, смотря мне прямо в глаза, стала быстро говорить, что я с трудом улавливал смысл ее слов. Но главное я понял: высокую гору, стоящую передо мной, я благополучно перейду, и в этом мне поможет дух одного человека, а позже я полюблю красавицу, но нам не суждено быть вместе, так как нам помешает какой-то близкий мне человек. Далее гадалка предрекла мне долгую счастливую жизнь, покровительство одного влиятельного лица и вечное недовольство своими поступками…
Все еще не веря предсказаниям цыганки, я решил подшутить над ней:
- Если вы назовете мое имя, я дам вам еще рубль, - попросил я ее.
- Это нам не дозволено делать, наши пиры будут гневаться, - недовольно ответила гадалка. Увидев, что окружающие стали засматриваться на нас, я поспешил дальше…
Документы я сдал в медицинский институт. Экзамены сдал успешно. Не знаю, что тогда помогло – хорошая учеба в школе, или же дух какого – то человека, как это предсказала мне цыганка.
Услышав, что я поступил в институт, мама заплакала от радости. Дядя, всегда повторявший, что без денег или же знакомства нельзя поступить на учебу, долго не верил этому, а когда все же убедился, на мое удивление , стал гордится мною, при этом он без зазрения совести любил подчеркнуть, что студентом я стал не без его помощи.
Когда мой отец погиб на войне, дядя взял нас с мамой на свое иждивение. Но об этом я узнал гораздо позже – когда стал помнить себя. В доме дяди всегда кипела работа и каждый трудоспособный человек должен был работать как ломовая лошадь. Жили мы тогда в окрестностях село Каландгарона Ургутского района, давшего свое имя всей округе. Моя мать с раннего утра до позднего вечера собирала листья табака (ведущей отраслью колхоза тогда было табаководство), потом почти всю ночь, вооружившись длинной иголкой, нанизывала эти листья на нити для последующей сушки.
Другим тоже хватало работы: нужно было пасти скот, ухаживать за огородом, стирать, убирать. Иногда я присаживался рядом с мамой и помогал ей как мог. Дяде нравилось это и тогда он довольно улыбался, однако мама хмурилась и шептала мне на ухо, чтобы я шел делать уроки. Даже когда дядя давал мне какое-нибудь поручение, она всегда пыталась сделать все сама, а меня отправляла повторять домашнее задание.
Когда я поступил в институт, в нашем кишлаке даже не было фельдшера. Единственный медпункт, расположенный в центре колхоза, был почти примитивным, и больных, как правило, направляли в город. Наверное поэтому меня признали доктором, когда я еще учился на третьем курсе медицинского института. Дело дошло до того, что во время летних каникул, ко мне приезжали больные даже из отдаленных кишлаков. Это накладывало на меня большую ответственность: по ночам приходилось изучать дополнительную литературу, чтобы поставить больному правильный диагноз. Мама тогда очень гордилась мной и делала все возможное, чтобы я не очень уставал. Дядя тоже гордился мной, но не забывал наставлять, что лечить нужно не каждого, а лишь нужных людей. Он, конечно, не знал, что я никогда не изменю данной мной клятве Гиппократа.
Когда я закончил четвертый курс и приехал домой на каникулы, в колхозе в самом разгаре была страда табаководов. В тот день я сидел рядом с мамой и помогал ей нанизывать на нитки листья табака. Она, воспользовавшись тем, что мы были одни, вновь завела разговор о моей женитьбе. При этом она просила Бога, чтобы тот воздействовал на моего дядю и тот ускорил подготовку к моей свадьбе. Однако у меня были свои планы на этот счет. « Вот закончу учебу, поработаю немного, построю дом - тогда можно будет подумать о свадьбе…» Об этом я хотел было напомнить маме, как во двор вошла старая цыганка. Она поздоровалась с мамой как со старой знакомой и долго благословляла наш дом.
- Вот это мой сын, о котором я вам много рассказывала, - с нескрываемой гордостью показала на меня мама.
Цыганка повернулась ко мне, поздоровалась еще раз и благословила меня. Затем женщины приступили к неторопливой беседе. Цыганка говорила о своей нелегкой жизни, о несправедливости людей, не забыла она упомянуть и об угрозах председателя колхоза, запрещающего ей ходить по дворам колхозников и собирать подаяние. Дочь ее не слушает, целыми днями читает книги, которые откуда-то достает, а муж, проработав с недельку в колхозе, заболел…
-А чем болен ваш муж? – проснулся во мне профессиональный интерес.
- Да животом мается, сынок! Аллах, наверное, рассердился, что пошел работать в колхоз.
- Покажите мне его, может быть, я смогу ему помочь…
Цыганка, видимо, не ждала такого предложения и с недоверием уставилась на меня. Но тут вмешалась мама:
- Вы не сомневайтесь, он уже почти доктор, вылечил многих, кто к нему обращался.
Цыганка принялась опять благословлять меня и вскоре мы уже были в пути. Я знал, что палатка цыган находится на окраине кишлака у зарослей камыша и что они появились здесь ранней весной. Еще мне рассказали, что колхоз помог с продуктами и предложил им работу.
- Что в том плохого, что председатель предлагает вам работать? – поинтересовался я. – Работа принесет вам деньги, уважение, благополучие…
- Нельзя нам работать, сынок, - отвечала цыганка. – Это наш древний и священный обычай. Ты, наверное, слышал предание о том, как один могущественный царь женился на цыганке?
Я ответил отрицательно. Тогда она поведала о том, что далекие-далекие времена царь одной страны влюбился и женился на красивой цыганке. Однажды, когда царь был на охоте, слуги заметили, что царица раздала служанкам хлеб, а затем стала просить у них милостыню. Когда царь вернулся с охоты, ему доложили об этом странном случае. Разгневанный царь призвал царицу к ответу.
- Это наш древний обычай и я обязана свято чтить его, - ответила царица. Царю ничего не оставалось делать, как смириться с причудами своей жены…
- Цыгане придумали эту легенду для своего утешения, - ответил я ей. – Сейчас все молодые цыгане работают и считают, что попрошайничать стыдно…
- Это уже не настоящие цыгане, это те, кто не боится Бога! – возразила старая цыганка. – Если они не будут просить милостыню, то Аллах рассердится на них… Вот сын Айши – моей родственницы поступил в какую-то большую школу и запретил матери попрошайничать. И что ты думаешь? Спустя некоторое время его насмерть сбила машина, да успокоит его заблудшую душу Аллах! А его мать по-прежнему просит милостыню и гадает.
- И все сбывается, что она предсказывает? – съехидничал я.
- Можешь не сомневаться! – строго посмотрела она на меня.- Будет время, свожу тебя к ней, сам убедишься…
Скоро мы оказались у выцветшей от палящих лучей солнца цыганской палатки. Вдалеке паслось колхозное стадо, из густых зарослей камыша доносилось тревожное пение птиц, а само кочевье цыган казалось каким-то таинственным и зловещим.
- Как вы здесь живете в одиночестве? – искренне удивился я. Но цыганка мне не ответила и вместо этого позвала свою дочь:
- Ханифа! Эй, Ханифа!
Через некоторое время из палатки вышла смуглолицая девушка в ярких одеждах. Стройная, чернобровая Ханифа с нескрываемым удивлением смотрела на меня. Цыганка предупредила ее, что привела с собой доктора.
Хотя внешне цыганская палатка выглядела убого, внутри ее оказалось чисто и прибрано. Посреди нее, постанывая, лежал больной. Он держался руками за живот и не обратил никакого внимания на вошедших. Худое изможденное болью лицо его потемнело, глаза были закрыты.
-Где у вас болит? – начал я как можно спокойнее.
- Живот у него болит, сильно болит, - ответила вместо него жена.
Я поставил градусник, послушал сердце и проверил пульс.
- Водку пьете? – спросил я больного. В ответ он сердито посмотрел на меня: - Пусть меня накажет Бог, если возьму эту гадость в рот.
- А папиросы, нос курите?
- Не откажусь…
Стоящая рядом дочь цыганки, которая молча следила за моими действиями, вдруг заговорила:
- Мой отец болеет гастритом…
- А вы откуда это знаете? – поразился я.
- Все приметы этой болезни налицо: нарушение пищеварения, бессилие. Видимо, нарушил режим, когда вышел на работу…
Я был вынужден согласиться с мнением девушки: точно такой же диагноз я собирался поставить и сам. Правда, течение болезни было острым, но не хроническим.
- Ваша дочь права, - обратился я к больному. – У вас гастрит, но это излечимо. Через недельку будете в порядке!
Измученный больной даже не обрадовался моим словам, но его жена и дочь радостно заулыбались. В этой радости светились две грани: во-первых, появившаяся надежда на выздоровление главы семейства, и, во-вторых, благодарность за то, что их тоже поддержали, позаботились… Радость матери и дочери передалась и мне – удобно расположившись на расстеленной овчине, я с удовольствием прихлебывал настоянный на травах ароматный чай, который специально для меня заварила старая цыганка. Вместе с этим, я внимательно рассматривал Ханифу, ища повод для разговора.
- Что читаете? – спросил я наконец.
Девушка насторожилась, все ее лицо покрылось красными пятнами: впервые посторонний мужчина назвал ее по имени. С трудом преодолев девичью робость, она осторожно протянула мне книгу. Это была повесть Куприна «Олеся».
- Интересная книга? – спросил я ее.
-Даже очень. Перечитываю уже в третий раз, - скромно ответила девушка. Я попросил ее у Ханифы. Но ответить мне она не успела: ее матери не понравилось, что дочь разговаривает с посторонним мужчиной и она бросила на нее такой взгляд, что девушка поспешила выйти из палатки. Чтобы скрыть свою неловкость, я вновь обратился к больному:
- Завтра я принесу вам хорошее лекарство, а пока ешьте только молочные продукты и не курите.
С этими словами я вышел из палатки. Ханифа сидела чуть сгорбившись на старом пне и что-то задумчиво чертила на песке. Мне захотелось еще раз взглянуть на девушку, но я побоялся сделать это, чтобы не навлечь гнев ее матери. Но Ханифа словно читала мои мысли:
- Вы же просили книгу, вот, возьмите! – протянула она потрепанный томик.
- Спасибо! Завтра я обязательно верну ее, - обрадовался я, пристально вглядываясь в черные глаза Ханифы. Девушка смущенно отвела свой взгляд…
В тот же вечер я засел за книгу и уже не в силах оторваться от нее, прочитал ее от корки до корки. Искренняя любовь русского интеллигента Ивана Тимофеевича к цыганской девушке с красивым именем Олеся, их борьба с невежеством и темнотой людей так овладели мной, что уже после прочтения книги я долго не мог заснуть, пораженный открытым для меня миром настоящих чувств.
Мне казалось, что героиня повести Куприна чем-то похожа на Ханифу: обе они красивы, умны, только одна из них похожа на русских девушек, а вторая – на среднеазиатских. Оба этих образа – далекий и близкий – не давали мне покоя до самого утра. Олеся из Степановки и Ханифа из Талибарзу старались жить вдали от людей, страдали от невежества людей и были способны на настоящее чувство…
На следующий день меня встретила Ханифа, сидевшая на знакомом уже пне и читала новую книгу.
- Здравствуйте, Хаким ака! – обрадовалась она. «Откуда она узнала мое имя?» - удивился я, но тут же спохватился:
- Как чувствует себя ваш отец?
- Спасибо, сегодня уже намного лучше…
Воцарилась неловкая пауза. Чтобы прервать ее, я протянул книгу:
- Между прочим, я принес вашу книгу. Удивительная история, к сожалению, ее герои так и не остались вместе…
- А это не обязательно! – неожиданно и смело ответила Ханифа.- Если бы они достигли своей цели, то могли быть и несчастливыми…
- Почему вы так думаете? – искренне удивился я. – Не кажется ли вам, что этим вы унижаете прекрасное чувство - любовь?! Что-то я вас не понимаю.
- Значить, вы не согласны со мной? Выходит, что вы не знаете хорошо жизнь… Но я то знаю, что ни одна из цыганок, вышедшая замуж за представителя другой нации, пусть даже по любви, никогда не была счастливой.
- Неужели, любовь зависит от национальности или же веры? – возразил я. – Вы много читаете, а рассуждаете как ребенок!
- Ну не сердитесь на меня! Человек не может изучить жизнь по книгам, она сама – большая школа. И не будьте вы книжным человеком!
Я хотел было привести какие-то доказательства, примеры, но не смог.
- Ладно, давайте не будем, - миролюбиво произнес я. – В городе идет очень интересный индийский фильм. Если у вас есть желание, я лучше расскажу вам о нем, а еще лучше, если вы посмотрите этот фильм сами. Ханифа отрицательно покачала головой:
- Я не хожу на индийские фильмы.
Я опять удивился.
- Не удивляйтесь. Когда я смотрю индийские кинофильмы, то начинает щемить сердце. Это же наше прошлое… А вы когда-либо интересовались нашей историей?
Я признался, что нет. Ханифа продолжила:
- Наши предки жили в Индии, в городе Мултан. Несколько веков назад враги захватили наш город, а его население рассеяли по всему миру. Так люди, потерявшие родину, потеряли все и стали нищими, добывающими себе пропитание милостыней и гаданием…
К своему великому стыду, я ничего этого не знал, а Ханифа продолжала рассказывать историю своего народа с каким-то особенным жаром и волнением. В это время она была похожа на артистку, читающую свой монолог перед замолкшим залом.
- Ханифа! – не утерпел я. – В ваших глазах есть какая-то тайна, словно говорят они, а не вы…
- Перестаньте! – перебила меня девушка. – Я сама знаю, что говорят мои глаза. Поэтому я разговариваю с посторонними людьми прикрыв глаза или же спрятав Это у меня в крови – мои предки умели гипнотизировать. Одна из моих тетушек даже лечила больных одним своим взглядом!
- Этого не может быть! – возразил я.
- Знаю, что не верите. Да вы и гадалкам не верите! А вот я – верю! Вы, наверное, знаете Боймурада из соседнего кишлака… Он мою тетю считал своей матерью и, знаете, почему? Так вот, если бы не моя тетя, этот человек давно уже лежал бы в могиле… Однажды на ногах Боймурада появились опухоли, он не мог ни встать, ни ходить. Все врачи были единодушны в своем решении: необходимо ампутировать ноги, иначе больной умрет. Тогда Боймурод сбежал из больницы, посчитав, что лучше умереть дома, чем под ножом хирурга.
Однажды к ним в дом случайно зашла моя тетя. Осмотрев опухоли больного, она заявила, что вылечит его за десять дней. Ранним утром следующего дня она пришла в дом к Боймурод ака и сообщила, что принесла драгоценное лекарство, которое вылечит его. Смазав опухоль этим лекарством, она пристально посмотрела ему в глаза.
- Что это было за лекарство? – не выдержал я.
- А это было не лекарство: тетя налила в темную бутылочку обычную питьевую воду и каждый день смазывала опухоль больного. На восьмой день Боймурод ака уже мог ходить без палки, а на десятый – бегать как мальчишка…
- Вполне возможно, - согласился я. – Видимо, врачи вначале поставили неправильный диагноз – опухоль оказалась не раковой, а ваша тетя действовала силой убеждения. В медицине это называется психотерапией.
В это время из палатки послышался голос отца Ханифы. Мы направились к нему. Больной чувствовал себя гораздо лучше, у него появился аппетит. Я дал ему лекарства, которые принес с собой и вслед за девушкой вышел из палатки.
- Если вы верите гадалкам и всяким там колдунам, то почему не лечили своего отца? – спросил я Ханифу. Глаза девушки сверкнули грозными молниями:
- Я вас сюда не приглашала! А своего отца я бы вылечила соком подорожника и мяты. Ненавижу людей, которые напоминают об оказанной услуге!
- Ханифа, не сердитесь на меня, разве я похож на такого человека? – с трудом произнес я, поняв, что совершил непростительную ошибку. Осознав, что дальнейшее продолжение беседы не имеет смысла, я был вынужден попрощаться…
Всю дорогу до дома я казнил себя за то, что своими неосторожными словами обидел девушку. До сих пор мне не нравилась ни одна девушка, с которой можно было бы поговорить так тепло и душевно. Мне хотелось вновь разговаривать с ней, спорить и… смотреть в ее черные умные глаза. С большим трудом я дождался наступления вечера и под благовидным предлогом проведать больного направился к знакомой цыгансеой палатке. Видимо, матери Ханифы надоели наши беседы с ее дочерью и чтобы воспрепятствовать им, она загрузила дочь кучей неотложных дел. Осмотрев больного, мне ничего не оставалось как вернуться восвояси…
На следующий день в палатке оказался только отец Ханифы. Он пространно объяснил, что жена ушла в кишлак, а дочь - в городе и скоро должна вернуться. Дожидаясь ее, я стал расспрашивать его о его планах.
- Зачем вам жить здесь в одиночку, надо переезжать в кишлак. Там люди, работа, в конце-концов – работа. Если понадобиться помощь, то я готов помочь.
Цыган отвечал, что готов переехать в кишлак при одном условии – если ему дадут работу на ферме, только эта работа ему по душе.
Наконец появилась Ханифа. Мы поздоровались как ни в чем ни бывало, хотя были заметно взволнованны нашей встречей. Стараясь быть как можно спокойней, Ханифа поделилась своими впечатлениями:
- Город мне не нравится: жара, шум-гам, много нечестных людей – так и норовят обмануть. Вот, даже книгу приобрела из-под прилавка. До чего люди дошли?!
- И все же лучше жить в городе, среди людей, - возразил ей я.- Намного лучше, чем здесь, среди камышей.
- Среди людей говорите? – брови Ханифы сердито приподнялись. – Что же в этом хорошего? Бог создал их для того, чтобы они портили жизнь друг-другу, поэтому жить надо вдали от людей.
- Вы не правы, Ханифа. Человек не может быть счастливым без общества себе подобных…
- А м не все-таки ближе природа. Здесь звери, птицы. Они никогда не унижают цыган как люди…
Я понял, что и здесь Ханифа права. Постепенно наша беседа перешла на мирную тему. Я предложил ей учиться, ведь в ней есть тяга к знаниям. Выяснилось, что когда-то она закончила четвертый и пятый класс, а потом они уехали далеко, где не было школы и учебу пришлось забросить. Сейчас ей хотелось бы продолжить учебу в десятом классе, но в школе требуют справку об окончании девятого, а где же ее взять?
- Я вам помогу. Я поговорю с директором школы! – загорелся я.
- Нет, не надо, - перебила меня Ханифа. – Я ни за что не приму помощь людей! Если отец будет работать в колхозе и мы останемся здесь, я сдам все экзамены и они будут вынуждены принять меня.
Наша беседа продолжалась до самого вечера и только возвращение ее матери вынудило нас распрощаться. На прощание Ханифа сказала мне:
- Хаким ака, у вас очень доброе сердце! Вы любите людей. Вас любят мои родители как родного сына. С вами приятно беседовать. И еще мне нравится, что вы и не думаете унижать цыган…
Милая моя Ханифа! Если бы ты знала, что я считаю своим врагом всех тех, кто обижает и унижает вас. Ты достойна быть самой любимой невестой нашей семьи! Если бы я мог сказать тебе об этом – с такими мыслями я шел домой и не было человека счастливее меня…
Так незаметно, в сладких грезах, пролетели десять дней. Все эти дни я продолжал навещать отца Ханифы. Хотя он был уже здоров, я все еще носил ему лекарства и витамины. Мать девушки целыми днями пропадала в кишлаке и мы были вольны в своем времяпрепровождении. И Ханифа уже привыкла к моим визитам и каждый день с нетерпением ждала меня. Так наши бесконечные споры о жизни постепенно перешли в признание в любви. Но когда я заводил разговор о нашей свадьбе, Ханифа хмурилась и надолго замолкала. Какие-то невеселые мысли овладевали ею. Я же пытался утешить ее, убеждал, что у нас все будет хорошо…
В один из таких дней у меня состоялся разговор с моей мамой - Сынок! Видимо, Аллах услышал мои молитвы: твой дядя хочет тебя женить. Тебе уже давно пора обзавестись своей семьей. Но сначала мы сосватаем тебе невесту, а уже осенью сыграем свадьбу. До этого времени я получу свои деньги из колхоза и у нас все будет как у людей.
Я задумался. Я считал, что о моем выборе уже известно всем, ведь цыганка на выданье – моя Ханифа, была в нашем кишлаке одна. Видимо, моим родственникам удалось договориться с ее родителями. До сих пор я категорично отказывался жениться и поэтому на этот раз промолчал. Это обрадовало мою мать. Она с воодушевлением продолжила:
- Завтра мужчины совершат обряд сватания, так сказал твой дядя.
«А что думает по этому поводу Ханифа?» - подумал я и попросил маму перенести этот обряд на день позже. Она согласилась:
- Хорошо, сынок! Хорошо. Если бы ты только знал, как я рада. Все у нас будет хорошо. А дом потом построим: ты будешь работать, невестка вместе со мной в колхозе, у нас будут деньги…
- Она не будет работать в колхозе, она будет учиться, - возразил я.
- Пусть все будет по-твоему, - согласилась мама. – Ты только дай свое согласие, а сторону невесты мы уже предупредили.
- Кто предупредил, - удивился я. – Вы?
- Нет, жена твоего дяди…
Жена моего дяди не имела никакого отношения матери Ханифы, напротив, считала цыган недостойными и при каждом удобном случае старалась унизить их.
- А разве она знает, где живет Ханифа?
- Кто?
- Ханифа, кто же еще?
- Я не знаю, кто такая Ханифа! Дядя хочет женить тебя на Махфират – младшей сестре своей жены…
Я вздрогнул от неожиданности. И впервые в своей жизни накричал на маму.
- Я не женюсь на ней! Я женюсь только на Ханифе! И все!
Лицо матери побледнело. Она испуганно начала умолять меня:
-Тише ты, тише! Не говори так! Не дай Бог услышит твой дядя. Если он рассердится, тогда все пропало!
- Пусть услышит, я ни на ком, кроме дочери цыгана – Ханифе не женюсь!
Мама горько заплакала. Немного придя в себя, я стал утешать ее. Я пытался объяснить ей, что буду счастлив только с Ханифой, что мы построим свой дом, в котором будет счастье и достаток. Но моя мама горько плакала и молчала…
Вскоре о нашем разговоре узнал дядя. Он в гневе заорал во весь двор:
-Я предчувствовал это! Вот почему у меня щемило сердце! Не зря говорят, что если хочешь умыться кровью, возьми на воспитание сироту! Эти проклятые цыгане околдовали мальчика. Ну погодите, я вам такое устрою!..
- Не имеете права! Они ни в чем перед вами не виноваты, - впервые в жизни выступил я против мнения дяди.
- Вот, сопляк! Институт заканчиваешь, а вместо головы – тыква! Хочешь жениться на нищенке, опозорить наш род?! Не позволю. Что достойных девушек мало что ли? Ну, я этих проклятых колдунов!
В доме дяди начался переполох. Отношения родных ко мне и матери сразу изменилось. Всю ночь я не мог заснуть, было обидно за маму и свои растоптанные чувства. Мой мозг лихорадочно искал пути выхода из сложившейся ситуации. Уже ближе к рассвету я пришел к единственному, как мне тогда показалось, правильному решению. Нужно бежать к Ханифе, объяснить ей все, а затем быстрее оформить наши отношения в ЗАГСе, свадьбу же можно сыграть позже. С этими мыслями я направился к цыганской палатке…
Знакомая полянка посреди камышовых зарослей встретила меня пугающей тишиной: палатки уже не было, повсюду валялись тряпки и щепки – следы поспешного бегства. В поисках следов Ханифы я обошел все окрестности, расспрашивал всех, кто попадался мне на пути, но след цыганской семьи бесследно исчез… Почти год я ждал писем от Ханифы, но и этим моим надеждам не суждено было сбыться.
Еще через год я женился на младшей сестре моего дяди – Махфират. Только после свадьбы она рассказала мне о жуткой истории изгнания цыганской семьи из нашего кишлака, которое устроил мой дядя со своими родственниками под покровом ночи. Страшно было даже слушать все это. В тот же день я переехал из дома дяди, чтобы никогда больше не видеть его.
До сих пор я не смотрю индийские кинофильмы и у меня появляется щемящая боль в груди, когда я встречаю цыганку…