ОЛЕСЯ ИЗ КАЛАНГАРОНА

Всегда удивляюсь, когда вспоминаю тот забавный случай, который произошел лет двадцать назад и крепко застрял на моей памяти. В тот день я в первый раз в жизни был в Самарканде, чтобы сдать документы в институт. Я уже выходил из ворот соборной мечети Биби-ханум напротив шумного Сиабского базара, как ко мне подошла какая-то женщина средних лет и обратилась как к старому знакомому. Одета она была в мусульманскую одежду, а на темном лице виднелись искусственные мушки. Хотя я засомневался, все же ради уважения к старшим, остановился.
-Сынок! – обратилась она ко мне. – Аллах спрятал в твоих глазах свет и одарил тебя долгими-долгими годами счастливой жизни… Пусть все твои беды станут моими, не откажи мне: дай милостыню и я расскажу тебе что ждет тебя впереди…
Только после этого я догадался, что эта женщина - цыганка-гадалка. Я уже хотел было продолжить свой путь, но цыганка удержала меня за рукав и быстро заговорила:
- Сынок, перед тобой стоит большая гора и ты думаешь только о ней…
- Правильно, - согласился я. – Я приехал поступать в институт. Ну-ка скажите, смогу ли я поступить или же нет?

- Дай мне немного деньжат, чтобы я смогла тебе погадать и я скажу тебе все: кто тебе друг и кто тебе враг. Если совру, пусть твои деньги пойдут мне не на пользу, а во вред…
Перед поездкой в Самарканд дядя дал мне десять рублей и раз десять наказал, чтобы я расходовал их бережно. Несмотря на это я вытащил из кармана потрепанный рубль и сунул гадалке. Она обрадовано взяла деньги и вскоре они исчезли в глубине ее многочисленных одежд. Затем цыганка, смотря мне прямо в глаза, стала быстро говорить, что я с трудом улавливал смысл ее слов. Но главное я понял: высокую гору, стоящую передо мной, я благополучно перейду, и в этом мне поможет дух одного человека, а позже я полюблю красавицу, но нам не суждено быть вместе, так как нам помешает какой-то близкий мне человек. Далее гадалка предрекла мне долгую счастливую жизнь, покровительство одного влиятельного лица и вечное недовольство своими поступками…
Все еще не веря предсказаниям цыганки, я решил подшутить над ней:
- Если вы назовете мое имя, я дам вам еще рубль, - попросил я ее.
- Это нам не дозволено делать, наши пиры будут гневаться, - недовольно ответила гадалка. Увидев, что окружающие стали засматриваться на нас, я поспешил дальше…
Документы я сдал в медицинский институт. Экзамены сдал успешно. Не знаю, что тогда помогло – хорошая учеба в школе, или же дух какого – то человека, как это предсказала мне цыганка.
Услышав, что я поступил в институт, мама заплакала от радости. Дядя, всегда повторявший, что без денег или же знакомства нельзя поступить на учебу, долго не верил этому, а когда все же убедился, на мое удивление , стал гордится мною, при этом он без зазрения совести любил подчеркнуть, что студентом я стал не без его помощи.
Когда мой отец погиб на войне, дядя взял нас с мамой на свое иждивение. Но об этом я узнал гораздо позже – когда стал помнить себя. В доме дяди всегда кипела работа и каждый трудоспособный человек должен был работать как ломовая лошадь. Жили мы тогда в окрестностях село Каландгарона Ургутского района, давшего свое имя всей округе. Моя мать с раннего утра до позднего вечера собирала листья табака (ведущей отраслью колхоза тогда было табаководство), потом почти всю ночь, вооружившись длинной иголкой, нанизывала эти листья на нити для последующей сушки.
Другим тоже хватало работы: нужно было пасти скот, ухаживать за огородом, стирать, убирать. Иногда я присаживался рядом с мамой и помогал ей как мог. Дяде нравилось это и тогда он довольно улыбался, однако мама хмурилась и шептала мне на ухо, чтобы я шел делать уроки. Даже когда дядя давал мне какое-нибудь поручение, она всегда пыталась сделать все сама, а меня отправляла повторять домашнее задание.
Когда я поступил в институт, в нашем кишлаке даже не было фельдшера. Единственный медпункт, расположенный в центре колхоза, был почти примитивным, и больных, как правило, направляли в город. Наверное поэтому меня признали доктором, когда я еще учился на третьем курсе медицинского института. Дело дошло до того, что во время летних каникул, ко мне приезжали больные даже из отдаленных кишлаков. Это накладывало на меня большую ответственность: по ночам приходилось изучать дополнительную литературу, чтобы поставить больному правильный диагноз. Мама тогда очень гордилась мной и делала все возможное, чтобы я не очень уставал. Дядя тоже гордился мной, но не забывал наставлять, что лечить нужно не каждого, а лишь нужных людей. Он, конечно, не знал, что я никогда не изменю данной мной клятве Гиппократа.
Когда я закончил четвертый курс и приехал домой на каникулы, в колхозе в самом разгаре была страда табаководов. В тот день я сидел рядом с мамой и помогал ей нанизывать на нитки листья табака. Она, воспользовавшись тем, что мы были одни, вновь завела разговор о моей женитьбе. При этом она просила Бога, чтобы тот воздействовал на моего дядю и тот ускорил подготовку к моей свадьбе. Однако у меня были свои планы на этот счет. « Вот закончу учебу, поработаю немного, построю дом - тогда можно будет подумать о свадьбе…» Об этом я хотел было напомнить маме, как во двор вошла старая цыганка. Она поздоровалась с мамой как со старой знакомой и долго благословляла наш дом.
- Вот это мой сын, о котором я вам много рассказывала, - с нескрываемой гордостью показала на меня мама.
Цыганка повернулась ко мне, поздоровалась еще раз и благословила меня. Затем женщины приступили к неторопливой беседе. Цыганка говорила о своей нелегкой жизни, о несправедливости людей, не забыла она упомянуть и об угрозах председателя колхоза, запрещающего ей ходить по дворам колхозников и собирать подаяние. Дочь ее не слушает, целыми днями читает книги, которые откуда-то достает, а муж, проработав с недельку в колхозе, заболел…
-А чем болен ваш муж? – проснулся во мне профессиональный интерес.
- Да животом мается, сынок! Аллах, наверное, рассердился, что пошел работать в колхоз.
- Покажите мне его, может быть, я смогу ему помочь…
Цыганка, видимо, не ждала такого предложения и с недоверием уставилась на меня. Но тут вмешалась мама:
- Вы не сомневайтесь, он уже почти доктор, вылечил многих, кто к нему обращался.
Цыганка принялась опять благословлять меня и вскоре мы уже были в пути. Я знал, что палатка цыган находится на окраине кишлака у зарослей камыша и что они появились здесь ранней весной. Еще мне рассказали, что колхоз помог с продуктами и предложил им работу.
- Что в том плохого, что председатель предлагает вам работать? – поинтересовался я. – Работа принесет вам деньги, уважение, благополучие…
- Нельзя нам работать, сынок, - отвечала цыганка. – Это наш древний и священный обычай. Ты, наверное, слышал предание о том, как один могущественный царь женился на цыганке?
Я ответил отрицательно. Тогда она поведала о том, что далекие-далекие времена царь одной страны влюбился и женился на красивой цыганке. Однажды, когда царь был на охоте, слуги заметили, что царица раздала служанкам хлеб, а затем стала просить у них милостыню. Когда царь вернулся с охоты, ему доложили об этом странном случае. Разгневанный царь призвал царицу к ответу.
- Это наш древний обычай и я обязана свято чтить его, - ответила царица. Царю ничего не оставалось делать, как смириться с причудами своей жены…
- Цыгане придумали эту легенду для своего утешения, - ответил я ей. – Сейчас все молодые цыгане работают и считают, что попрошайничать стыдно…
- Это уже не настоящие цыгане, это те, кто не боится Бога! – возразила старая цыганка. – Если они не будут просить милостыню, то Аллах рассердится на них… Вот сын Айши – моей родственницы поступил в какую-то большую школу и запретил матери попрошайничать. И что ты думаешь? Спустя некоторое время его насмерть сбила машина, да успокоит его заблудшую душу Аллах! А его мать по-прежнему просит милостыню и гадает.
- И все сбывается, что она предсказывает? – съехидничал я.
- Можешь не сомневаться! – строго посмотрела она на меня.- Будет время, свожу тебя к ней, сам убедишься…
Скоро мы оказались у выцветшей от палящих лучей солнца цыганской палатки. Вдалеке паслось колхозное стадо, из густых зарослей камыша доносилось тревожное пение птиц, а само кочевье цыган казалось каким-то таинственным и зловещим.
- Как вы здесь живете в одиночестве? – искренне удивился я. Но цыганка мне не ответила и вместо этого позвала свою дочь:
- Ханифа! Эй, Ханифа!
Через некоторое время из палатки вышла смуглолицая девушка в ярких одеждах. Стройная, чернобровая Ханифа с нескрываемым удивлением смотрела на меня. Цыганка предупредила ее, что привела с собой доктора.
Хотя внешне цыганская палатка выглядела убого, внутри ее оказалось чисто и прибрано. Посреди нее, постанывая, лежал больной. Он держался руками за живот и не обратил никакого внимания на вошедших. Худое изможденное болью лицо его потемнело, глаза были закрыты.
-Где у вас болит? – начал я как можно спокойнее.
- Живот у него болит, сильно болит, - ответила вместо него жена.
Я поставил градусник, послушал сердце и проверил пульс.
- Водку пьете? – спросил я больного. В ответ он сердито посмотрел на меня: - Пусть меня накажет Бог, если возьму эту гадость в рот.
- А папиросы, нос курите?
- Не откажусь…
Стоящая рядом дочь цыганки, которая молча следила за моими действиями, вдруг заговорила:
- Мой отец болеет гастритом…
- А вы откуда это знаете? – поразился я.
- Все приметы этой болезни налицо: нарушение пищеварения, бессилие. Видимо, нарушил режим, когда вышел на работу…
Я был вынужден согласиться с мнением девушки: точно такой же диагноз я собирался поставить и сам. Правда, течение болезни было острым, но не хроническим.
- Ваша дочь права, - обратился я к больному. – У вас гастрит, но это излечимо. Через недельку будете в порядке!
Измученный больной даже не обрадовался моим словам, но его жена и дочь радостно заулыбались. В этой радости светились две грани: во-первых, появившаяся надежда на выздоровление главы семейства, и, во-вторых, благодарность за то, что их тоже поддержали, позаботились… Радость матери и дочери передалась и мне – удобно расположившись на расстеленной овчине, я с удовольствием прихлебывал настоянный на травах ароматный чай, который специально для меня заварила старая цыганка. Вместе с этим, я внимательно рассматривал Ханифу, ища повод для разговора.
- Что читаете? – спросил я наконец.
Девушка насторожилась, все ее лицо покрылось красными пятнами: впервые посторонний мужчина назвал ее по имени. С трудом преодолев девичью робость, она осторожно протянула мне книгу. Это была повесть Куприна «Олеся».
- Интересная книга? – спросил я ее.
-Даже очень. Перечитываю уже в третий раз, - скромно ответила девушка. Я попросил ее у Ханифы. Но ответить мне она не успела: ее матери не понравилось, что дочь разговаривает с посторонним мужчиной и она бросила на нее такой взгляд, что девушка поспешила выйти из палатки. Чтобы скрыть свою неловкость, я вновь обратился к больному:
- Завтра я принесу вам хорошее лекарство, а пока ешьте только молочные продукты и не курите.
С этими словами я вышел из палатки. Ханифа сидела чуть сгорбившись на старом пне и что-то задумчиво чертила на песке. Мне захотелось еще раз взглянуть на девушку, но я побоялся сделать это, чтобы не навлечь гнев ее матери. Но Ханифа словно читала мои мысли:
- Вы же просили книгу, вот, возьмите! – протянула она потрепанный томик.
- Спасибо! Завтра я обязательно верну ее, - обрадовался я, пристально вглядываясь в черные глаза Ханифы. Девушка смущенно отвела свой взгляд…
В тот же вечер я засел за книгу и уже не в силах оторваться от нее, прочитал ее от корки до корки. Искренняя любовь русского интеллигента Ивана Тимофеевича к цыганской девушке с красивым именем Олеся, их борьба с невежеством и темнотой людей так овладели мной, что уже после прочтения книги я долго не мог заснуть, пораженный открытым для меня миром настоящих чувств.
Мне казалось, что героиня повести Куприна чем-то похожа на Ханифу: обе они красивы, умны, только одна из них похожа на русских девушек, а вторая – на среднеазиатских. Оба этих образа – далекий и близкий – не давали мне покоя до самого утра. Олеся из Степановки и Ханифа из Талибарзу старались жить вдали от людей, страдали от невежества людей и были способны на настоящее чувство…
На следующий день меня встретила Ханифа, сидевшая на знакомом уже пне и читала новую книгу.
- Здравствуйте, Хаким ака! – обрадовалась она. «Откуда она узнала мое имя?» - удивился я, но тут же спохватился:
- Как чувствует себя ваш отец?
- Спасибо, сегодня уже намного лучше…
Воцарилась неловкая пауза. Чтобы прервать ее, я протянул книгу:
- Между прочим, я принес вашу книгу. Удивительная история, к сожалению, ее герои так и не остались вместе…
- А это не обязательно! – неожиданно и смело ответила Ханифа.- Если бы они достигли своей цели, то могли быть и несчастливыми…
- Почему вы так думаете? – искренне удивился я. – Не кажется ли вам, что этим вы унижаете прекрасное чувство - любовь?! Что-то я вас не понимаю.
- Значить, вы не согласны со мной? Выходит, что вы не знаете хорошо жизнь… Но я то знаю, что ни одна из цыганок, вышедшая замуж за представителя другой нации, пусть даже по любви, никогда не была счастливой.
- Неужели, любовь зависит от национальности или же веры? – возразил я. – Вы много читаете, а рассуждаете как ребенок!
- Ну не сердитесь на меня! Человек не может изучить жизнь по книгам, она сама – большая школа. И не будьте вы книжным человеком!
Я хотел было привести какие-то доказательства, примеры, но не смог.
- Ладно, давайте не будем, - миролюбиво произнес я. – В городе идет очень интересный индийский фильм. Если у вас есть желание, я лучше расскажу вам о нем, а еще лучше, если вы посмотрите этот фильм сами. Ханифа отрицательно покачала головой:
- Я не хожу на индийские фильмы.
Я опять удивился.
- Не удивляйтесь. Когда я смотрю индийские кинофильмы, то начинает щемить сердце. Это же наше прошлое… А вы когда-либо интересовались нашей историей?
Я признался, что нет. Ханифа продолжила:
- Наши предки жили в Индии, в городе Мултан. Несколько веков назад враги захватили наш город, а его население рассеяли по всему миру. Так люди, потерявшие родину, потеряли все и стали нищими, добывающими себе пропитание милостыней и гаданием…
К своему великому стыду, я ничего этого не знал, а Ханифа продолжала рассказывать историю своего народа с каким-то особенным жаром и волнением. В это время она была похожа на артистку, читающую свой монолог перед замолкшим залом.
- Ханифа! – не утерпел я. – В ваших глазах есть какая-то тайна, словно говорят они, а не вы…
- Перестаньте! – перебила меня девушка. – Я сама знаю, что говорят мои глаза. Поэтому я разговариваю с посторонними людьми прикрыв глаза или же спрятав Это у меня в крови – мои предки умели гипнотизировать. Одна из моих тетушек даже лечила больных одним своим взглядом!
- Этого не может быть! – возразил я.
- Знаю, что не верите. Да вы и гадалкам не верите! А вот я – верю! Вы, наверное, знаете Боймурада из соседнего кишлака… Он мою тетю считал своей матерью и, знаете, почему? Так вот, если бы не моя тетя, этот человек давно уже лежал бы в могиле… Однажды на ногах Боймурада появились опухоли, он не мог ни встать, ни ходить. Все врачи были единодушны в своем решении: необходимо ампутировать ноги, иначе больной умрет. Тогда Боймурод сбежал из больницы, посчитав, что лучше умереть дома, чем под ножом хирурга.
Однажды к ним в дом случайно зашла моя тетя. Осмотрев опухоли больного, она заявила, что вылечит его за десять дней. Ранним утром следующего дня она пришла в дом к Боймурод ака и сообщила, что принесла драгоценное лекарство, которое вылечит его. Смазав опухоль этим лекарством, она пристально посмотрела ему в глаза.
- Что это было за лекарство? – не выдержал я.
- А это было не лекарство: тетя налила в темную бутылочку обычную питьевую воду и каждый день смазывала опухоль больного. На восьмой день Боймурод ака уже мог ходить без палки, а на десятый – бегать как мальчишка…
- Вполне возможно, - согласился я. – Видимо, врачи вначале поставили неправильный диагноз – опухоль оказалась не раковой, а ваша тетя действовала силой убеждения. В медицине это называется психотерапией.
В это время из палатки послышался голос отца Ханифы. Мы направились к нему. Больной чувствовал себя гораздо лучше, у него появился аппетит. Я дал ему лекарства, которые принес с собой и вслед за девушкой вышел из палатки.
- Если вы верите гадалкам и всяким там колдунам, то почему не лечили своего отца? – спросил я Ханифу. Глаза девушки сверкнули грозными молниями:
- Я вас сюда не приглашала! А своего отца я бы вылечила соком подорожника и мяты. Ненавижу людей, которые напоминают об оказанной услуге!
- Ханифа, не сердитесь на меня, разве я похож на такого человека? – с трудом произнес я, поняв, что совершил непростительную ошибку. Осознав, что дальнейшее продолжение беседы не имеет смысла, я был вынужден попрощаться…
Всю дорогу до дома я казнил себя за то, что своими неосторожными словами обидел девушку. До сих пор мне не нравилась ни одна девушка, с которой можно было бы поговорить так тепло и душевно. Мне хотелось вновь разговаривать с ней, спорить и… смотреть в ее черные умные глаза. С большим трудом я дождался наступления вечера и под благовидным предлогом проведать больного направился к знакомой цыгансеой палатке. Видимо, матери Ханифы надоели наши беседы с ее дочерью и чтобы воспрепятствовать им, она загрузила дочь кучей неотложных дел. Осмотрев больного, мне ничего не оставалось как вернуться восвояси…
На следующий день в палатке оказался только отец Ханифы. Он пространно объяснил, что жена ушла в кишлак, а дочь - в городе и скоро должна вернуться. Дожидаясь ее, я стал расспрашивать его о его планах.
- Зачем вам жить здесь в одиночку, надо переезжать в кишлак. Там люди, работа, в конце-концов – работа. Если понадобиться помощь, то я готов помочь.
Цыган отвечал, что готов переехать в кишлак при одном условии – если ему дадут работу на ферме, только эта работа ему по душе.
Наконец появилась Ханифа. Мы поздоровались как ни в чем ни бывало, хотя были заметно взволнованны нашей встречей. Стараясь быть как можно спокойней, Ханифа поделилась своими впечатлениями:
- Город мне не нравится: жара, шум-гам, много нечестных людей – так и норовят обмануть. Вот, даже книгу приобрела из-под прилавка. До чего люди дошли?!
- И все же лучше жить в городе, среди людей, - возразил ей я.- Намного лучше, чем здесь, среди камышей.
- Среди людей говорите? – брови Ханифы сердито приподнялись. – Что же в этом хорошего? Бог создал их для того, чтобы они портили жизнь друг-другу, поэтому жить надо вдали от людей.
- Вы не правы, Ханифа. Человек не может быть счастливым без общества себе подобных…
- А м не все-таки ближе природа. Здесь звери, птицы. Они никогда не унижают цыган как люди…
Я понял, что и здесь Ханифа права. Постепенно наша беседа перешла на мирную тему. Я предложил ей учиться, ведь в ней есть тяга к знаниям. Выяснилось, что когда-то она закончила четвертый и пятый класс, а потом они уехали далеко, где не было школы и учебу пришлось забросить. Сейчас ей хотелось бы продолжить учебу в десятом классе, но в школе требуют справку об окончании девятого, а где же ее взять?
- Я вам помогу. Я поговорю с директором школы! – загорелся я.
- Нет, не надо, - перебила меня Ханифа. – Я ни за что не приму помощь людей! Если отец будет работать в колхозе и мы останемся здесь, я сдам все экзамены и они будут вынуждены принять меня.
Наша беседа продолжалась до самого вечера и только возвращение ее матери вынудило нас распрощаться. На прощание Ханифа сказала мне:
- Хаким ака, у вас очень доброе сердце! Вы любите людей. Вас любят мои родители как родного сына. С вами приятно беседовать. И еще мне нравится, что вы и не думаете унижать цыган…
Милая моя Ханифа! Если бы ты знала, что я считаю своим врагом всех тех, кто обижает и унижает вас. Ты достойна быть самой любимой невестой нашей семьи! Если бы я мог сказать тебе об этом – с такими мыслями я шел домой и не было человека счастливее меня…
Так незаметно, в сладких грезах, пролетели десять дней. Все эти дни я продолжал навещать отца Ханифы. Хотя он был уже здоров, я все еще носил ему лекарства и витамины. Мать девушки целыми днями пропадала в кишлаке и мы были вольны в своем времяпрепровождении. И Ханифа уже привыкла к моим визитам и каждый день с нетерпением ждала меня. Так наши бесконечные споры о жизни постепенно перешли в признание в любви. Но когда я заводил разговор о нашей свадьбе, Ханифа хмурилась и надолго замолкала. Какие-то невеселые мысли овладевали ею. Я же пытался утешить ее, убеждал, что у нас все будет хорошо…
В один из таких дней у меня состоялся разговор с моей мамой - Сынок! Видимо, Аллах услышал мои молитвы: твой дядя хочет тебя женить. Тебе уже давно пора обзавестись своей семьей. Но сначала мы сосватаем тебе невесту, а уже осенью сыграем свадьбу. До этого времени я получу свои деньги из колхоза и у нас все будет как у людей.
Я задумался. Я считал, что о моем выборе уже известно всем, ведь цыганка на выданье – моя Ханифа, была в нашем кишлаке одна. Видимо, моим родственникам удалось договориться с ее родителями. До сих пор я категорично отказывался жениться и поэтому на этот раз промолчал. Это обрадовало мою мать. Она с воодушевлением продолжила:
- Завтра мужчины совершат обряд сватания, так сказал твой дядя.
«А что думает по этому поводу Ханифа?» - подумал я и попросил маму перенести этот обряд на день позже. Она согласилась:
- Хорошо, сынок! Хорошо. Если бы ты только знал, как я рада. Все у нас будет хорошо. А дом потом построим: ты будешь работать, невестка вместе со мной в колхозе, у нас будут деньги…
- Она не будет работать в колхозе, она будет учиться, - возразил я.
- Пусть все будет по-твоему, - согласилась мама. – Ты только дай свое согласие, а сторону невесты мы уже предупредили.
- Кто предупредил, - удивился я. – Вы?
- Нет, жена твоего дяди…
Жена моего дяди не имела никакого отношения матери Ханифы, напротив, считала цыган недостойными и при каждом удобном случае старалась унизить их.
- А разве она знает, где живет Ханифа?
- Кто?
- Ханифа, кто же еще?
- Я не знаю, кто такая Ханифа! Дядя хочет женить тебя на Махфират – младшей сестре своей жены…
Я вздрогнул от неожиданности. И впервые в своей жизни накричал на маму.
- Я не женюсь на ней! Я женюсь только на Ханифе! И все!
Лицо матери побледнело. Она испуганно начала умолять меня:
-Тише ты, тише! Не говори так! Не дай Бог услышит твой дядя. Если он рассердится, тогда все пропало!
- Пусть услышит, я ни на ком, кроме дочери цыгана – Ханифе не женюсь!
Мама горько заплакала. Немного придя в себя, я стал утешать ее. Я пытался объяснить ей, что буду счастлив только с Ханифой, что мы построим свой дом, в котором будет счастье и достаток. Но моя мама горько плакала и молчала…
Вскоре о нашем разговоре узнал дядя. Он в гневе заорал во весь двор:
-Я предчувствовал это! Вот почему у меня щемило сердце! Не зря говорят, что если хочешь умыться кровью, возьми на воспитание сироту! Эти проклятые цыгане околдовали мальчика. Ну погодите, я вам такое устрою!..
- Не имеете права! Они ни в чем перед вами не виноваты, - впервые в жизни выступил я против мнения дяди.
- Вот, сопляк! Институт заканчиваешь, а вместо головы – тыква! Хочешь жениться на нищенке, опозорить наш род?! Не позволю. Что достойных девушек мало что ли? Ну, я этих проклятых колдунов!
В доме дяди начался переполох. Отношения родных ко мне и матери сразу изменилось. Всю ночь я не мог заснуть, было обидно за маму и свои растоптанные чувства. Мой мозг лихорадочно искал пути выхода из сложившейся ситуации. Уже ближе к рассвету я пришел к единственному, как мне тогда показалось, правильному решению. Нужно бежать к Ханифе, объяснить ей все, а затем быстрее оформить наши отношения в ЗАГСе, свадьбу же можно сыграть позже. С этими мыслями я направился к цыганской палатке…
Знакомая полянка посреди камышовых зарослей встретила меня пугающей тишиной: палатки уже не было, повсюду валялись тряпки и щепки – следы поспешного бегства. В поисках следов Ханифы я обошел все окрестности, расспрашивал всех, кто попадался мне на пути, но след цыганской семьи бесследно исчез… Почти год я ждал писем от Ханифы, но и этим моим надеждам не суждено было сбыться.
Еще через год я женился на младшей сестре моего дяди – Махфират. Только после свадьбы она рассказала мне о жуткой истории изгнания цыганской семьи из нашего кишлака, которое устроил мой дядя со своими родственниками под покровом ночи. Страшно было даже слушать все это. В тот же день я переехал из дома дяди, чтобы никогда больше не видеть его.
До сих пор я не смотрю индийские кинофильмы и у меня появляется щемящая боль в груди, когда я встречаю цыганку…

МОСКОВДАН НОМАЛАР. № 19

Ногоҳ киссамдаги тилифон соз чолди. “Тағо, деди шинос авоз, сиҳатмисиз? Жиянингизман, Қўчқорман”. Биз пурси-пос қилдук. “Бир кўрушайлук, гап бор”, таклиф қилди у. “Тузук бўлур эрди”, жавоб айладим. “Ётоқдасизми?” “Йўқ, башқа жойда?” “ Қаёнда?” “Хитой горадок тамонда”, жавоб қилдим ва хавотирим чандон ошди. Бу тамонларда нима юмуш бирла юрганимни сўраса, қандоқ жавоб этурман”, деб хаёл қилдим. Хусусан, Марямнинг ўйида, ул заифа бирла боҳамро рўзгурзонлик қилишимни фаҳмлаб қолишидан бисёр қўрқар эрдим. Шукурки, жиян савол бермади. “Сиз метро яқинида турунг, ман етиб борурман”деди у.
Борғонимда, жиян ташриф этиб, каминаға интизор бўлуб турғон экан. Анинг чорчархасидан жой олдим ва тоғо-жиян шиддат бирла қибла тамон равона бўлдук.
“Вилоятга чиқурмиз, муддаога ўтди Қўчқорбой, у жойда рўзгурзонлиқ қиладурғон ҳамюртларни кўрадурмиз. Сиз аларни рўйхатга олурсиз”. “ Бу нимага лозим,” савол айладим. “Фақат шаҳармас, деҳада ҳам ишлайдурғон кишиларимизни билмоғимиз жоиздур”.
Равон кўчанинг экки тамони сарҳад билмас бешазор. Хаёл қилурсанки, тикка қад берган дарахтлар бошиддат арқага чекинурлар. Бир маҳал катта қурилиш қошида тўхтадук. Бу жойда батамом бизнинг мардумлар меҳнат қилур эрдилар. Аларнинг сардори жиян бирла қўҳна шиносга ўхшайдур, чаққон келиб, салом-алек қилди, эҳтиромлар намоён этди. Бо ин жумла, камина бирлан ҳам муқаддам шиносдек, пурсу-пос қилди. Аларнинг гапзанонидан шу нимарса аён ўлдики, бу жойга бир бой учун дуқавата ўй қурур эрканлар.
Жиянимиз шартнома қоғозлари дарак қилди ва даме ўтмай ани муҳайё этдилар. Қўчқорбой аҳдномани варақлаб, нуқсон топмади хаёлим, бир сухан демади. Шу фурсат ичинда ман бу жойдаги фуқароларни бозуд қоғозга тушурдум. Алар йигирмадан зиёд ўлуб, Қашқадарё, Сурхандарё, Андижон вилоятиндан келғон мусофирлар бўлуб чиқди. “ Ихтиёрингизга Московдан дағе йигирма киши юборурман, деди жиянимиз сардорға, аларға иш ўргатурсиз”. “Кўплук қилмасму”, андешаға борди устобоши. “ Инчунин, сиздан ўн беш устони олиб, Литвага жўнатурмиз. У жойда мактаб қурмоқ лозим. Урусларга нисбат экки баравар кўп ҳақ тўлайдурлар. Алар бисёр боинсоф, бодиёнат мардум.”
Сардор ва анинг ақраболари масалага оид якчанд сўроқлар бердилар ва жавобдан қаноат ҳосил қилдилар. Даме фурсат кечмай, биз хайру-хуш қилдук ва дағе йўлда давом бердук. Йўл юрдук, йўл юрсак ҳам мўл юрдук ва ниҳоя, эски бир сарой рўбарўсида тин олдук. Бу жой аввол калхозга тобе бўлғон чамаси, эски, бузуқ мошин-у, трактурлар паришон сочилиб ётур, нари тамон равон дала бўлуб, замин шундоққина пленка бирла ёпилғон эрди. Бу жойнинг сардори ҳам Қўчқор бирла шинос чиқди. Анинг ўзи ҳам ва жами одамлари Бухоро атрофидан бўлуб, бир гекторча жойга алафча, яъне кўкат экар эканлар. Самарқандлик, Ургутлик олиб-сотарлар кўтара харид қилурларини аён қилдилар.
Ман рўйхат қилмоққа тушдум. Заифу мард ўттуздан кўп эрдилар. Ҳар ой ўйга фалон доллардан юборурмиз, дедилар. “Қандоқ муаммолар бор” савол айлади жиянимиз. “Боз ярим гектор замин бўлса, одам олар эрдим.” “Ман ҳал қилурман”, ваъда берди жиян. Аммо-локин беш-олти мардакни юборурман, аларга иш ўргатурсиз. Дигар шаҳарлар теграсида ҳам зелен етиштирмоқни жорий этурмиз”.
Бухоролик банда розилик билдури.
Қайтар маҳали, роҳ-бароҳ Қўчқорни жоғи очилди. “Уруссиядаги жами фуқароларимизни рўйхат қилиб чиқадурмиз ва алар бизнинг муҳофазада бўлурлар. Ҳар бир вилоятда сардоримиз, касаба уюшмамиз, марказда “Юртдош” деб номланадурғон газитимиз бўлур.”
“Манга қара, сан не боис ватанга қайтиш, юртни обод қилмоқ хусусинда гапурмайсан, ҳаракатлар қилмайдурсан. Бизга ҳам ўйлар, мактаблар қурадурғон, кўкат етиштирадурғон ҳунармандлар зарур-ку”, дедим ниҳоят. “Ул жойларда одам бисёр, туғулуш кўпроқ. Шукурки, шундоқ. Мадомики, аҳвол шу тариқадур, бир қисм фуқаро нон топмоқ илинжи бирла четга чиқур. Уруссияга нафақат Ўзбакистон ё Тожикистондан, инчунин Чин, Украин, Молдов, Арабдан ҳам келиб ишлайдурлар. Қаёндаки инсон озод бўлса, пул ва имкон топса, ўша маскан анинг ватанидур”, жавоб берди жиян. “Аммо бизнинг ватан, Ўзбакистондур,” анинг ақидаси дилимга ўтурмади. “Тағо,Ўзбакистон - бизнинг давлатимиз, ватанимиз – Маҳалла, деди у. Сиз ҳоли-ҳамон шўролар мафкураси оғушидасиз”. “Нодуруст, қўшилмайдурман!” андак авоз кўтариб, анинг суханини кесдим. Жилла жаҳл отиға минганимни фаҳмлаб, тил тишлади.
Шаҳарга кеч кирдук. Хайри-хуш қилур маҳали киссамга пул солди. Тархашлик қилмадим. Тушуб санасам, минг доллар теграсинда. Зудлик бирла
нақ ярмини Маҳаллага – хотуннинг номига жўнатдим, қолгонини
вақти шом илтифот ила Марямга бердим.
Бул заифамиз ҳам бисёр сарафроз ўлди.
Калвак МАХСУМ

МОСКОВДАН НОМАЛАР. № 18

Вақти нонушта Марямхон илтижо оҳанги бирла дедики: “ Акои Калвак, хоҳиш қилур эрдимки, бугун кулбамизда бўлсангиз: ман дўкон чиқадурман ва мактабхон балалар келадур, аларни андармон қилиб турурсиз. Ладнами”? “Ладна”, жавоб айладим.
Бадаз якчанд соат, аввол уч ва дақиқалар кечмай дағи экки ўзбек бала ташриф қилди. Ишни алар бирла танишмоқдан бошладим. Балакайлар Хоразм, Қашқадарё ва Самарқанд вилоятидан эрдилар. Хоразмли экки бала онаси сабаб Москов келгонини ва волидаси фаррошлик бирла бандлигини гапурди. Отаси хусусида савол бермоққа андеша қилдим. Эккови ҳам ўндан ошган бўлуб, мактаб бормас эканлар. Бу жойга урус забонида ўқимоқ ва ёзмоқ илинжи ва умеди бирла қатнар эрканлар.
Қолгон балалар дадалари бирла боҳамро Москов келғонларини ва падари бузрукворлари якчанд юмушлар бирла банд бўлғонлиғини гапуришди. Марямхон таъкид этгонидек, алардан вазифа сўрадим. Дафтарлариға якчанд руси суханларни битған бўлуб, мазкур калималарнинг мазмунини ҳолба-қудрат ҳикоя қилдилар ва бундин сарфароз ўлдум. Ёши жилла каттароқлари урус тилинда рўзгурзонликлари хусусинда чала-чулпа гаплар битган эрдилар. Ҳаяжон, ҳасрат ва имловий хатоларға сероб ушбу баёнларни ўқуб, аларнинг тириклик тарзи хусусида хулосалар ясамоқ мумкин эрди. “Бир хоначада саккиз киши ётадурмиз. Вақти саҳар турурмиз ва кечаси ишда бўлғонлар бу жойга келиб ётур,” деб қоғоз қаролаған эрди балалардан бири. Дағи башқаси скинхедлардан қўрқуб, куни бирла хонадан чиқмаслиғини ошкор этғонди.
Ман аларни ўқуб, надоматларға тўлуб турган маҳалим Марямхон пайдо ўлди ва бу юмушни ўз ихтиёрига олди.
Бир пиёла чой ичадурғон фурсат ўтар-ўтмас қунғироқ авоз берди ва хонамизга келишган, сертакаллуф бир мардак кириб келди. Қиёфаси ё ўзбек ёки тожиклигидан далолат берур эрди. Бадаз салом-алек аён ўлдики, бу банда хўжандлик тожик ўлуб, акои Сафар дер эканлар. Ва бизнинг асл самарқандликлар мисол ўзбеки, тожикини равон гапирур экан. Ул неча йиллар давоми Московда рўзгурзонлик қилғонини, якчанд муддат пеш ани Кастрома отлиғ шаҳарга тожикистонлиқ мусофирлар сардори этиб тайинлағонларини гапурди. То ин сана фарзандиға Марямхон савод ўргатур экан, кетар маҳали аёлимиз (таъбир жойиздур) бирла ҳисоб-китоб ва хайр-у хуш қилмоқни ният қилиб, эшик қоқибдур.
Суҳбат асносида шу нимарса аён ўлдики, тожикистонлик мусофирларнинг (уруслар гастербайтер деюрлар) ҳар бир шаҳр ва вилоятда ўз уюшмалари мавжуд ўлуб, алар ҳамватанларини муҳофаза қилмоқ бирла банд эрканлар. Бирор банда тожик балаларга зидди қонун фармойишлар берса, ҳақини уруб қолса, золимликка йўл қўйса, булар аралашур эканлар. Аларнинг касаба уюшмалари мавжуд ўлуб, ёрдам, нафақа масалаларини гарданига олғон экан.

Акои Сафар дегонимиз бисёр равшанфикр, алалхусус, сиёсат ва дунёбинлик бобида серандеша, доно мардак чиқди. Алламаҳал анинг пурмаъно гапларига қулоқ тутуб ўтурдим.
“Ўзбакистон бирла Тожикистон бозуд дўст бўлмоғи, бирлашмоғи зарурдур. Овруподан ибрат олмоқ вақти келди. Бу не кўргуликки, сарҳадларимиз занжирбанддур, тўй-азага бориш имкони йўқдур. Тарихимиз, дарёларимиз, йўлларимиз бирдур, то наздик бир мамлакат фуқаролари эрдик. Аммо шайтонга қулоқ тутдук, бир-биримизға ало кўз ташлайдурғон нохуш ҳол пайдо қилдук. Рудакий, Алишер Навоий киби фозил-у комил боболарнинг доно ўгитлариға нописанд бўлдук ва рақибларимиз бундан хушҳол ўлуб, гиж-гиж қилмоққа зўр бердилар.
“Бизнинг Ўзбакистон бисёр бой жумҳур, жим турмадим, жаъмики йўллар бизнинг ҳудуддан ўтур, боз газга соҳибмиз. Даркорки, иззат-ҳурмат шунга яраша бўлса. Ҳукуматимиз раҳнамолиғи шарофати бирла иқтисодий буҳрон ҳам бизни четлади ва бунга жаҳон тан берди”
“Акаи Калвак, сиз ҳақ, давом берди янги шиносим. Аммо, бародарлик – баробарлик, деюрлар. Ёдда тутунг: қўлида бир ҳавуч тиллоси бор ялғуз бандадан, якчанд бародари бўлғон киши бахти чопғон ҳисобланур. Эмди сиз таъриф этғон бўҳрон хусусида. Бизнинг ва сизнинг кишварга иқтисодий буҳрон таъсир этмагайдур. Боиси: экки жумҳур то ҳануз бозор иқтисодига батамом ўтмади. Сизларда қандоқ англамайдурман, аммо бизда пахта, чорвони, тоҳаттоки обуна қилмоқликнинг ҳам плони бор. Шўролар замонида бир латифа бор эрди. Экки вилоят сардори рў-барў бўлуб қолибдур. Бири дебдурки: “Бизда жун плони ижро бўлмай қолди ва зану-мард баданимиздаги тукларни тарошлаб топшуришга мажбур ўлдук.” Униси хомуш тортиб дебду: “Сизларга осон кечибдур, бизга тухум плони тўлмай турубдур”.
Деҳқон-у, чорводорнинг аҳволи ночор эрди ва бугун ҳам бизда тузук ўлмади. Фалон фоиз халқ пахса ўйда яшайдур. Энг ямони: Уруссия ва дигар юртларда нобуд бўлаётган балалар сони шўролар замонидаги Афғон урушига нисбат кўпдур”.
Ман дағи ани инкор қилдим. Бизнинг жумҳурда тириклик чандон тузуклигини гапурдим. Шу тариқа узоқ мубоҳаса - сўҳбат қурдук ва охир-оқибат, тилифонларимизни хатга тушуруб, хайр-хуш қилдук.
Соат ўтмай боз эшик қунғироғи авоз берди. Очсам, баласини қўлидан тутган бир ҳабаш турубдур. Алар шу қадар қаро эрдиларки, бандаси сесканиб кетур эрди. Меҳмон Марямни дараклади ва камина эҳтиром кўрсатиб, аларни ичкари киритдим.
Аён ўлдики, бу занги ўғлига урус тилидан сабоқ берадурғон муаллим дараклаб юрғон маҳали қайбир мўмин бизнинг эшикка ишора қилибдур. Гапзанон асносида аён ўлдики, ҳабашбачча ўз она забони бирла англисини билур экан. Ва алар якчанд сол муқаддам қалам, дафтардан воз кечиб, наубок отлиғ мўъжиза воситаси бирла билим олмоқни таомил қилибдурлар.
“Ҳукумат мактабға борадурғон ҳар бир хонандаға наубок савғо этадур. Анда жамики дафтар ҳам, китоб ҳам муҳайё”, деди меҳмон ва боримиз бу гапдан ҳайратга тушдук. “Надомат бўлғайким, ман бу асбоб бирла сабоқ беролмасман” гарданига олди завжам.
Занги бу гапдин зарра ранж топмади ва хайр-хушни қуюқ қилиб, эшик ёпди.

Калвак МАХСУМ

МОСКОВДАН НОМАЛАР. № 17

Москов шаҳринда мусофир бўлғон ҳамватанларни рўйхатга олмоқ илинжи бирла якчанд масофа йўл ўтуб, мадорим андак қочди ва Марямхоннинг хоҳиши бирла кечани анинг ўйида ўтказдим. Тонг отиб, вақти нонушта ул маҳваши меҳрибоним деди: “Акои Калвак, токай бундоқ ўғрунча кириб-чиқиб юрурсиз? Хоҳиш изҳор қилсангиз, тўрт-беш наздик бародарларни чорлаб, эр-хотунлигимизни ошкор этиб қўйсак. Билурман: вақту-соати келиб, мандан воз кечиб кетурсиз. Шу боис, никоҳ рўйхатидан ўтмоқ зарур йўқ, локинда мачитдан мулло чорлаб, қубба ўқитмоқ жоиздур. Боз: кулбаи камтаринимга кўчиб келурсиз ва хобгоҳга ақча бермоқ ташвишдан батамом холи бўлурсиз. Ладнами”? “Ладна, дедим, саркашлик этмай, якчанд сана фикр юрутуб олғоч, аммо билмоқ истайманки, кимларни чорлайдурмиз”? “Рўбарўда турадурғон ҳамсоямиз - бобой бирла кампирни, боз хизмат жойимдан бир-экки заифани, дағи ўзум ўқитадурғон якчанд баланинг волидасини, қисса кўтоҳ, ўн бошга етар-етмас. Хоҳишингиз бор ўлса, бир-ярим наздик бародарларингизни айтурсиз”? “Зинҳор, рад қилдим, бу гап Маҳаллага етиб борса, шармандаи-шармисор бўлурман”. “Ихтиёр – ба дасти Бахтиёр, давом берди ул, агар малол топмасангиз, бугун бозор ва дўкон тушиб, лозим неъматларни келтирурсиз. Мана бу - ақчаси.” “Даркори йўқ, рад қилдим, маблағ ўзумда бор”.
Вақти шом ҳаммадан пеш, ростимизда турадурғон мўйсафед бирла анинг кампири юз кўрсатдилар.
Марямхон бу банда хусусинда гапуриб эрди. Бир замонлар Брежнев жаноблари бул тулфорини Литва деган юртга иморатсозлиқ бўйунча вазир қилиб юборғон экан. Ул жойда, анга эҳтиром изҳор этиб, қайсиким ҳокимият шўроларға тобе бўлған кунлар хорижга қочиб қолгон бойнинг ўй-жойини инъом этибдурлар.
Эмди, бу одам ҳам Москов йўриғи бирла боргон вазир бўлғони сабаб, ул мулкдаги эски иморатларни бузуб, ўзига дуқавата ўй битибдур, обод этибдур. Шўролар замони барҳам топмоғи бирла ҳолиги бедаво бой пайдо бўлубдур ва ўй-жойни бозуд бўшатмоққа фармон этибдур. “Сан қурган иморатдан бир ғишт ҳам қолмади, ман уни буздум...” “Бузганинг боис жарима тўлайдурсан” дебди ул хориж тилинда. Баҳсу мунозара қилибдурлар. Аммо, таассуфки, қонун бой тарафда бўлиб чиқибдур. “Начора, дебди бу мўйсафед ҳам, аммо сан ўзум қурган шу кошонадан ягона хонани инъом қил, токи кампирим бирла то умри охир рўзгурзонлик этай”. “Ман босқинчи бирла ҳамсоя яшамоқни истамайдурман”, жавоб айлабди ул бадфеъл. Бадазон алар Москов келиб, бир гуржига тобе бўлғон мазкур хонани ижораға олғон ва ночоргина тириклик қилур эканлар.
Алар бизга мубораклар изҳор айлаб, жой олғач, экки тожикистонлиқ хотун савғо-салом бирла ташриф қилдилар. Бу заифалар на ўзбекини ва на руси забонни билмайдурғон, жилла саҳройироқ эрдилар. Сўғун манга шинос ва ношинос тўрт-беш нафар заифу мард ташриф қилдилар. Таажжубки, Марямхоннинг қизи пайдо ўлмади. Меҳмонлар жо-бажо бўлуб, Марямхон эккимизни келин куяв ҳисобладилар ва турдан жой олмоғимизни қистадилар. Биз аларга бўйсўндук. Бадазон тожик хотунлардан башқа бандалар майнўшликни бошладилар. Яратганнинг ўзи кечирган бўлсун-у, аларнинг қистави бирла Марямхон эккимиз ҳам қонни сал-пал қизитдук. Гапзанонлар, чақ-чақлар, эккимизга ҳамду-санолар авжига минди Тожик занаклар бўлса, ўз забонларида каминани ғийбат қилур эрдилар. “Бу бетутуруқ боз намозхон эмиш”. “Кишварида бача-чақаси бўлса лозим, гарданшикастанинг...”
Бу нохонда хотунлар билмайдурки, биз – якчанд асл самарқандликлар дузабонадурмиз. Бошпуртимизға “ўзбек” деб ёздирурмиз, валек тожикча гаплашадурмиз. Умар Хайём ҳазратлари: “На чин мусурмонмиз, на кофир тамом” деб битгонларидек, тожиклар даврасига тушсак, шу тамонга оғадурмиз, ва ўзбеклар арасинда – баракс. Яъни, жилла дурўялик ҳам қиладурмиз.
Якчанд муддат ўтуб, аҳли давра гала бўлуб “Горка, горка” деб авоз бердилар. Биз тобелик бирла, лабимизни лабга босдук.
Бир маҳал нигоҳим тушса, бобой йиғлаб турибдур. “ Ул жойга қанча ўйлар, мактаблар қурдум, локинда охир-оқибат босқинчи номини бердилар. Бир кулбани ҳам лозим кўрмадилар, падарлаънат, нонкўрлар! Сволочи, сволочи!!!” деб такрор этур эрди.
Аларни ҳақорат қилгани каминага ёқмади. “Баттар бўл, гўсала”, дедим ўзумча, пишириб қўйгон эрдими санга у жойларда.
Буни кўз ёш тўкконини кўруб, ногоҳ қудомиз ёдга тушди. Ул ҳам кўнгли нозук бўлуб, сал нимарсага дийдалари шашқатор бўлур эрди. Бозорда бодом, писта, майиз киби неъматларни сотадурғон бу бародари азиз бирла мачитда танишғон эрдик. Имом-хатиб магар амри маъруф бошласа ҳам ўпкаси тўлуб кетар эрди бечоранинг.
Бора-бора, касби корида, яъни савдосида ҳам якчанд муаммолар юз кўрсатди. Шаҳар, вилоят катталари хорижий меҳмонларни бозорга бот-бот эргаштириб келадурғон ва қуруқ мева растасига киритуб, олиб-сотарлар ҳисобидан саховат кўрсатадурғон, яъни меҳмонларга писта, бодом улашадурғон нохуш одат пайдо қилдилар. Ақчасини чўзиш бўлса, ёдларидан фаромуш бўлур эрди.
Амриқога Клинтон жаноблари подшо бўлғон замонларда шаҳримиз ҳокими қудомизга бир бор ниҳон тариқасида ақча узатғонини хотир қилмоқдин тин олмайдур. “Бозорга подшо ҳазратларининг завжалари келадур, деб вақти саҳар расталарни тўсдилар. Локинда меҳмонлар пешин маҳали пайдо бўлдилар. Якчанд мард ва занак ҳабашлар ҳам аларга ҳамроҳ эрди. Гала ўртасинда нозанин бир заифани кўрдум. Гап ўлдики, бул занакча Клинтон ҳазратларининг жуфти ҳалоли бўлмай, балки ўйношидур. Иби, дедим, о шундоқ арбоблар ҳам ўйнош орттирурлар эканми? Алар растани тамошо қилдилар. Бир маҳал ҳоким аларга: “Ўзбакистон неъматларидан марҳамат қилинглар”, деди. Падарлаънатлар ҳавучлаб олдилар. Машойихлар: “Бош ёрилса, қалпоқ тагига деюрлар. Нима бўлса ҳам кўйган калладак, тишимни оқини намоён қилиб турдум. Локинда ҳоким мардлик қилди: ошкор этмай, бир даста ақча берди. Бадазон қанча сана ўтди, не-не ҳокимлар келиб кетди, локинда боинсофи пайдо бўлмади”.
Бир куни шу қудомиз бирла чой ичиб, гурунг ясаб турғон эрдик. Тилвизорга “ Темур хотун”ни намоён қилур эрдилр. Бир маҳал Аломатхон Қўчқорбойга: “Йиғланг, йиғланг, кўнглингиз бўшайдур, охи бу не кўргулик, не бедодлик”, деб даъват этғон эрди, ани тинглаб турғон қудомиз, тоб беролмай, ҳиқилламоқни бошлади.
Шу ҳолни хотирга олдим-у, ўзумнинг ҳам ўпкам тўлуб кетди. Боз: майнинг таъсири ва башқа бир сабаб ҳам куч кўрсатғон эрди.
“Что за мужчин” деди урус занаклардан бири, норози бўлуб.
“Баттар шав, гўсала” деди тожик заифа.
Аслини олғонда, ин даража кўнгли нозук банда эмасдурман. Бугун бозор аралаб, рўйхат тузар маҳалим рўй берган гап ҳам хотиримга тушиб, тоқат этолмадим.
Майиз сотадурғон андижонлик мусофирни хатга тушуруб, “Муаммолар юз кўрсатса, мадад берурмиз,” деб эрдим, даъфатан илтижо қилмоққа киришди. “Бир жиянимини уруб ўлдурдилар. Ҳафта ўтди – темир тобутни Ўзбакистонга жўнатолмай хунобман.” “Балани қайси жаллод, не сабаб нобуд қилди” савол айладим. “ Бир худобехабар, ҳароми боғ ҳавлисига олти ой ишлатиб, сариқ чақани ҳам раво кўрмабдур. Ҳақ сўраган маҳали, калтаклаб, қорга ташлаб кетибдурлар, лаҳатга кўндаланг бўлгурлар. Дарак топган санамизда зинда эрди: “Онамга аён қилманглар, қурқмасун, иншооллоҳ тузолиб кетурман,” деди. Локинда...”
Ман балани исму шарифини қайд қилиб, ўша жойдан жиянга сим қоқдим, муддаони фаҳмлатдим. “Харашо, ман кўшиш қилурман, шул ҳафта кетур”, деди. “Боз ҳафта кутарму,” норози ўлдум. “Тағо, тушунмоқ даркор, ўлукни жўнатмоқ тирикка нисбат якчанд баробар қиммат ва боз мушкул. Навбат кутган тобутлар бисёр.”
Бу нохушлик ва мусибатлар боронидан йиғламай бўлмас эрди.
Бад Марямхоним яқинлик ва меҳрибонликлар изҳор қилиб, бет-қўлумни ювди, уст либосларимни чечиб, жойимга ётмоққа кўмак кўрсатди.
“Минбад ичманг, сизга хуш келмайдур экан”, деди эртаси вақти саҳар андеша бирла.
“Эмди оғзимга олсам, бетимга туф де”, жавоб айладим.


КАЛВАК МАХСУМ

2011 йил, январ. Тавушқон йили

НОМА № 16

Муродбахш панжшанбе, чошгоҳ маҳали кисса тилифоним авоз берди. Кўтарсам, жиянимиз – Қўчқорбой, яъни бева бойхотуннинг ўйноши. “ Тағо, деди, бади салом-алек, илтимос, бир кўрушайлук”. “Нима гап”? “Тилифонда айтилмайдурғонидан. Астанкино минорасини биладурсизми? Шунинг рўпарўсидаги мажлисгоҳда мунтазир бўлурман. Бисёр зарур гап бор”. “Иби, дейман хаёлан, бу ору асалнинг эркаги манга нима деюр экан”? Хавотир қилдимки, Марям билан наздиклигимиздан хабар топтиму бу бала. Бир замонлар койиган эрдим, эмди юзимга соладурми бу ҳанги.
Борсам, мажлисгоҳ атрофинда беҳад халойиқ жам бўлган. Ҳар хел миллатдан бор ва дағе, алар андак қаҳрга минган. Чаккароқ турган эрдим, жиян пайдо бўлди. Гарму жўшон кўрушдук. “ Тағо, деди гап бундоқ: шаҳр ҳокими дигар ўлди. Авволгиси бисёр хуб эрди. Буниси келиб, бозорлар-у, дўконларни бозуд келгиндилардан тозаланглар, деб фармойиш берди. Бизнинг мусулмонларга бисёр мушкул бўлур. Шу боис, савдода ишлайдурғонларни рўйхат қилмоқни тезлаштирмоқ керак. Ўзбакистон фуқароларини исму шарифи, турадурғон жойи ва тилифонини олмоғимиз лозим. Иншоолоҳ, биз аларга атроф кентлардан юмуш топурмиз. Бу юмушни гарданга олинг. Маош берурмиз.
Ман жавоб қилмай, сукут сақладим, фикрладим. Жиян давом берди: “Дигарлар ҳам кўмакка келур. О, бу бисёр савоб юмуш-ку! Ҳозир анжуманда ҳам шу масала кўрилур”.
Шу фурсат аламонни мажлисгоҳга таклиф қилдилар. Ногоҳ, бизнинг деҳада ҳамма Жиринқулов деб атайдурғон бадгап, бадбахтни ҳам ҳайъатда кўруб қолдим. Ман бу жуҳудни тилвизорда якчанд бор кўргон эрдим ва нописандлиги, бизни миллатни қўйга баробар этғони боис, даюсдан дилим жилла ранж топғон эрди. Анинг ёнида ҳам казо-казолар жой олғон эрдилар. Анжуманга раислик қиладурғон барваста мардак авволи гапни ана шу Жиринқуловга берди.
“Ҳоким тузук фармойиш берди, деб бошлади бу манглайи қаро гапини. Аввол қилмоқ керак эди бу заруратни. Лозимки, ҳар бандаи мўмин ўз шаҳри кўчасини супурсун. Московга пишириб қўюбдими? Мамлакатларинг подшолари зарурки, ўз фуқароларига юмуш топсун. Уруссия токайгача сизларни боқур”?
Қаҳру ғазабим жунбуш бўлди бетамизнинг гапига. Фикр қилдимки, бадазон чиқиб пўстагини қоқурман, бу занғарни деб. Ул варсоқи бўлса то ҳол бизга мағзоба тўкур, сасир эрди: “Осиё мамлакатларига ягона йўл бор: яъни боз қайта Уруссияга қўшилмоқ. Дигар имкон йўқдур! Баракс, боринг барбод бўлурсан! Ё Чин босиб олур, ё толибон. Алар мавҳ қилмаса, ўзларингдан чиқадурғон бадфеъл бандалар ғалаёнлар қилиб, юртни хонавайрон қилурлар ҳамда мардум очлик, ватангадоликдан ўлуб кетур”.
Ҳу, ҳамширағар, оғзингга қараб гапур, демоқдан ўзумни базўр тутур эрдим. Ул шайтони лаин давом берарди. “Бу кунларда ул жойларда тириклик бисёр вазмин. Қишлоқларига на газ бор ва на свет”.
Бадбуруш кўзини лўқ қилиб шундоқ тўҳматлар қилди ва мухтасар қилиб, беандешалик бирла Сталин, бо ин жумла Горбачевга тош отди.
Бу бефаҳмликдан мардум хеле бадқаҳр ўлдилар.
Иби, оғзим бор деб гапураверасанми, нодон. ҳувори. Шу даража ҳам кўрнамак бўлурми киши. Ҳе, фаросатингга аёғим, сани!
Бадазон минбарга башқаси минди. Бунисига тоқат қилса бўлур эрди. Дедики, “Уруссия адолатпешадур. Дигар юрт мардумларини батамом пеш қилиш ниятинда йўқдурмиз. Илло, атроф шаҳарларга бориб пул топсунлар, дейилур. Боз таъкид этмоқ керакки, дигар юртга бориб, меҳнат қилмоқ уёт йўқ, баракс табиийдур. Қайбир юртда аёллар кўп бала кўрса, одам бисёр бўлур ва алар юмуш ахтариб ўзга юртга борурлар. Туркия, Эрон киби юртлар бой, аммо мардумлари Гирмон, Амриқо бориб нон топадурлар. Бизнинг ҳам фуқароларимиз Оврупога борурлар. Эмди Тожикистон, Ўзбакистон мардумлари бизга бегона йўқ, боримиз бир юрт одами эрдик. Алар бугун ҳам мушкулимизни осон қиладурлар.”, деди.
Бадазон қизиқ ўлди. Бир қирғиз бала чопиб чиқди. “Дедики: ўзбек биродарлар, бизни кечирунглар! Боз кечирунглар! Қирғиз десалар, Тохтагулни, Чингиз Ҳайитматовни намоён қилинглар! Биз ямон халқ йўқ”! Шундоқ деди-ю, йиғлади бечора. Боз дедики, “Агар подшолар бир-бири бирла соз ўлса, миллатлар ҳам меҳрибон бўлур эрди. Дурустки, сарҳадлар очилса, борди келди қилсак.. Бу қандоқ гап”.. .
Тожикистондан хушрўгина жувон юз кўрсатди: “Тожиклар минг йил муқаддам Сомонийлар давлатини ташкил қилдилар. Алар тарихга Рудакий, ибн Синони бердилар”....
Шу маҳал ҳайъат раиси уни тўхтатди. “Хоним, тин олинг, бу тарихни бизга, даркори йўқ ва алар бугунги анжуманга вобаста эмасдур. Гап бундоққи, Москов Тожикистон бирла Ўзбакистонлик ғайриқонуний дайдуларга тўлган. Аларни чиқармоқ керак. Шу хусусда гупуринг. Баракс ўтурунг”!
Суханни Гуржистон вакилига бердилар. Келишган, ўртабуй киши шошмай чиқди, минбар миниб ҳам андак сукут қилди, токи мардум анга қулоқ берсун.
“Инсониятга ваҳм қиладурғонлар катта, қудрати юртлардр. Булар Амриқо, Уруссия ва дигар. Катта балиқлар майдаларини еб рўзгурзонлик қилғони киби, катта мамлакатлар майда юртларга ҳужум қилурлар. Осиё ва Кавкоздаги кичик юртларни хароб қилган Уруссиядур ва бу кун ҳам ул апаснидур”...
Фикр қилдимки, бу балада юрак отнинг каласидак келар экан.
Шу жойга етиб, ҳайъат аҳли қаҳрга минди. Раис ирғиб турди ва дедики: “Уруссия бу юртларга маърифат элтди. Йўллар, мактаблар бино қилди. Бу нима нонкўрлик, ношукурлик”.
Гуржи андак сабр қилди. Бад давом берди. “ Нельзя быт и палачом и врачом. Агар Сталин бўлмаса, Гитлер ҳамма жуҳудларни йўқ қилур эрди. Шундоқ деди-ю, Жиринқуловга сермаъно назар солди. Агар Сталин хоҳиш қилмаса, Тожикистон, Ўзбакистон, Қирғизистон киби мамлакатлар ҳам бўлмас эрди. Алар бир этикдўз гуржи ўғлининг имзоси бирла бунёд бўлдилар...Буни унутмоқ нодурустдур, номардликдур”...
Бу гапи кўнглумга ўтурушмади. Бу гуржи бала билмайдурки, Амир Темур буюк давлат барпо этгон, ба ин жумла Гуржи билан Уруссияни ҳам тобе қилғон эрди. Авваламбор Жиринқуловга, бад гуржига зарба бермоқ, пўстагини қоқмоқ илинжи бирла қўл кўтардим. Аммо шу даме ёнимда ўтирғон жиян этагимдан тортди. “Қўюнг, даркор йўқ”! деди. “Алар Ўзбакистонга тош отурлар-у, биз...” “Ўтурунг, зеро мевали дарахтга тош отурлар”, деди. Фикр қилдимки,, биздан ҳам минбарга зўр нотиқ чиқур, деб. Надомат бўлғайким, андоқ бўлмади.
Бадаз анжуман жиянни койимоқ ниятинда турғон эрдим, у қўлумга бир даста пул тутқозиб, муддаога ўтди. “Рўйхат олмоқни тезлаштирмоқ керак ”!
Ақчани ярмини аввол хотунга жўнатиб, бад тилифон қилдим. Авозимни эшитиб, бисёр сарафроз ўлди, бечора. Бадаз дурма дароз холпурслик, дедимки: “Хотунжон, ман вазифадор ўлдум ва моянамни санга юбордим. Насиб ўлса, эмди ҳар ой шу миқдор ақча олурсан. Рўзғорга сарф қил, зиёдини сақла – ўғулга келин келтирурмиз. Яхши сарпо кўрсанг, харид қил. Ман эмди Наврўзга борурман”.
У йиғлади. Бир нимарсалар деди, аммо локин тушунмадим. “Ўйга свет, газ борми”, савол айладим. “Йўқ, газ ҳам, свет ҳам. Ҳаво савуқ”. “Иби о, қандоқ?”... “Печга ўтун қалайдурмиз, чироқ ёқадурмиз”. “Чўжа нима бўлди”? “Ўлди”.
Кайфим учиб кетди. .
Эккиюзта тухум сиғадурғон инкубатор харид қилғон эрдим. Тухумни жо-бажо қилиб, светга уласам, нақ йигирма бир кунда алар чўжага айланур эрдилар. Бу жаниворнинг нархи тухумдан беш баробар қиммат бўлур эрди. Аввол чўжаларни бозор чиқорар эрдим. Муддат ўтуб, савдогарлар олиб кетадурғон ўлдилар. Шунинг арқасидан иморат солдим, каттасига келин келтурдик. Маҳаллада мани Калвак Махсуми чўжа, дейдирғон бўлдилар. Москов сафаридан аввол ўғулларга дедимки, бунга яхши қарасанг, бизни боқадур.
Шу боис танг ўлдум. Деҳада инкубатор харид қилғон якчанд бандаларнинг ризқ-насибалари қирқилғони ғуссали эрди, албат.
Мухтасар айтсам, ушбу касбу-коримнинг тарихи дароздур. Аволлари Самарқандда молдухтурлар ўқуйдурғон мактаб бўлур эрди. Саккизни тамомлаб, шу жойга кирганман. Сўғун парранда фабрикасига ишга юбордилар. Каминани чўжа чиқорадурғон инкубаторга ишга қўйишди. Вазифам: ҳароратни кузатиб турмоқ, тухумлар очилиб чиқса, саралаб, башқа жойга олмоқ, хуллас катта нима деса, ижро этмоқ эрди. Боз чой пули ҳам бор эрди. Яъне, башқалар қатори, Худо берган куни насибага яраша ўн беш-йигирмата тухум олиб чиқар эдим. Мустақиллик бўлуб, фабрика барҳам топди. Иш охтариб юрган кунларим Сиёб бозорда қуруқ мева сотадурғон намозхон бародарим дедики: “Бозорга санақа молдухтур даркор. Қўшимча даромади ҳам бордур. Аммо-локин ишга кирмоқ учун шапкасини берурсан”.
Ишга олдилар. Вазифам: қассоблар сўйган мол, деҳқон олиб келган қавун-тарбуздан намуна олмоқ ва лабараторияга узатмоқ эрди.
Экки йил ишладим, Шу арага ҳоким дигар ўлди ва баччағар каттамизнинг жойига хешини келтириб қўйди. Бу ипирисқи майлис чорлаб дедики: ман ўзумни камандамни тузурман, сизларга жавоб. Бетингга аёғим, деб ариза битдим.
Бир-экки жойга ишга кирдим, аммо чўт бермади: маоши йўл кирога етмайдурғон ёки хўжайини қўрс, ноодам чиқди. Сўғун мол-ҳолни пуллаб, инкубатор харид қилдим. Бадаз якчанд сана мани ҳам фабрикага, ҳам бозарга ишга чорладилар, аммо бормадим. Боиси, чўжадан топадурғон даромадим тузук эрди. Шуноқа гаплар.
Иш охтариб юрган ёинки моянаси егулигига етмайдурғон камбағалларни кўрсам, инкубатор деган матодан харид қилишга даъват қиладурғон, сўраса қарз берадурғон ўлдим. Якчанд мўмин-мусурмоннинг ўйига бориб, бу юмушни ҳафсала бирла ўргатдим ҳам.
“Бисёр дилхун бўлма, айланай хотунжон, дедим, бош ёрилса, қалпоқ тагигадур. Буяғига Худо – пошшо. Очликдан ўлмасмиз. Худо ризқимизни қаёнга сочган бўлса, ўша жойдан териб еядурмиз. Сан рўзғордан бохабар бўл”!
Бадаз бу гап бечоранинг ўпкаси тўлуб, йиғлаб юборди ва: “Ўзунгузни сақланг, ўзунгузга эҳтиёт бўлунг”, деб такрор қилди.

Калвак Махсум